Америка и либеральный международный порядок

Перевод важной идеологической статьи спикера Совета национальной безопасности США: чего хочет Америка Трампа. В своей статье идеолог из администрации Трампа (Michael Anton is Deputy Assistant to the President for Strategic Communications, National Security Council) обосновывает целесообразность избежания Сциллы палеоизоляционизма (линия советника С. Бэннона) и Харибды неоконсерватизма и цитирует Усаму бен Ладена ... дважды.

В год сорванных политических планов ничто не пострадало больше, чем традиционные представления об американской внешней политике. Дональд Трамп шокировал множество людей по множеству вопросов. Но никто из антитрамповских республиканских экономистов не организовал тщательно составленных писем (с сотнями подписей!), чтобы поклясться никогда не работать в администрации Трампа. Никто из республиканских диссидентов из числа торговых посредников не пошел на демонстративную смену партии и обещание поддержать оппонента Трампа. И республиканские специалисты по миграции также не заполонили кабельные сети, чтобы отвергнуть и оскорблять номинанта от своей партии.


Но все вышеперечисленное и даже больше случилось в отношении внешней политики. Истинные причины, почему республиканцы, вовлеченные во внешнюю политику, решили поносить планы Трампа, вероятно, никогда до конца не прояснятся. Так что мы попробуем исследовать, что, по нашему мнению, критики имели в виду.

Почти все противники внешней политики Трампа, от консерваторов и республиканцев до либералов и демократов, утверждают, что выступают в защиту "либерального международного порядка". В различных редакциях может звучать иначе (например, "мировой порядок"), но основной посыл всегда тот же. Озвучивается ли он Фаридом Закарией (Fareed Zakaria) или Яшей Маунком (Yascha Mounk) со стороны левых, Уолтером Расселом Мидом (Walter Russel Mead) со стороны центра, Эллиотом Коэном (Eliot Cohen) или Робретом Зелликом (Robert Zoellick) со стороны правых, или Робертом Каганом (Robert Kagan) со стороны однажды правых теперь левых (намек на поддержку республиканцами-неоконами Х. Клинтон в ее противостоянии с Трампом на президентских выборах, примечание переводчика) – консенсус однозначен: Трамп представляет угрозу для международного либерального порядка.

Охрана либерального международного порядка

Сторонние арбитры могут указать на две проблемы с этим аргументом (Трамп как угроза международному либеральному порядку, примечание переводчика). Во-первых, в то время, как мало критиков связывают свой антитрампизм с "темпераментом" (имеются в виду претензии к Трампу личного характера, примечание переводчика), большинство предпочитает винить Трампа в политическом безрассудстве и даже, идя далее, настаивать, что у Трампа и вовсе нет никакой политики. Нам следует опустить это возражение как простительную политическую гиперболу.

Вторая проблема гораздо серьезнее: почему никто даже и близко не подбирается к тому, чтобы четко разъяснить, что же такое "либеральный международный порядок"? Вот и приходится по этой причине выводить определение либерального международного порядка из жалоб критиков Трампа, и я постараюсь сделать это объективно с целью понять этих критиков так, как они сами понимают.

Идеологически либеральный международный порядок (далее ЛМП) – это консенсус между странами-победителями во Второй мировой войне (за исключением Советского Союза и материкового Китая) относительно (в порядке убывания степени согласия) безопасности, торговли и внутренних политических договоренностей. Более конкретно, это совокупность институтов, созданных для поддержания консенсуса: ООН, НАТО, Европейский Союз и другие, например, Всемирный банк.

Служители культа ЛМП, похоже, думают, что никакого объяснения его полезности или ценности не требуется. Торжественного утверждения достаточно, потому что ценность ЛМП самоочевидна. Имплицитная постановка под сомнение ценности ЛМП Трампом, таким образом, звучит еретически. А клирики обычно противостоят ереси не посредством терпеливого просвещения, а путем яростного осуждения.

То, что истеблишмент США, вовлеченный во внешнюю политику, представляет собой разновидность духовного сословия не обязательно плохо. Служители культа могут быть полезными. Аристотель выделяет функцию духовников как один из шести элементов, необходимых для его наилучшего политического режима. К тому же при любом режиме именно элитой определяется стратегия и осуществляется дипломатия. Мыслители и практики от Платона до Макиавелли и далее до американских Отцов-основателей не видели альтернативы этой реальности и причин находить эту реальность несправедливой или тревожной.

Но проблемы появляются тогда, когда элита забывает или по крайней мере не может больше ясно выразить изначальное объяснение для политики, которую отстаивает. Это то, с чем столкнулась американская внешняя политика после того, как завершилась холодная война, если не раньше – положение дел, на которое указал Трамп, часто резко выражаясь.

С уважением к внешней политике, но подтверждение кажущихся очевидными истин благотворно по двум фундаментальным причинам. Во-первых, многие американцы не обязательно знают, каковы наши интересы или стратегия. Подтверждение основ – зачастую единственный способ прояснить определенные истины, которые могут не быть самоочевидными, и связать совершенно ясные истины с другими, менее ясными.

Во-вторых, духовенство иногда защищает свой статус, запутывая простое и понятное и, притворяясь, что сложное ясно и очевидно, но только для них. Подтверждение ключевых элементов внешней политики, таким образом, принципиально важно для широкого участия в политическом дискурсе. Внешнеполитическое духовенство свысока смотрит на подобные инициативы, полагая их "упрощенческими". Но важно понять, что они будут смотреть свысока на любой неортодоксальный анализ: простой или сложный, старый или новый, детально проработанный или приблизительный – и они будут отвергать эти анализы по, так покажется, противоречивым основаниям. В этом слишком много деталей, перегрузка фактами и не увиден лес за деревьями; в то время, как этот чересчур абстрактный, нечеткий и не достает специфики. Только одно будет общим: духовенство защищает статус своего сословия.

И не совершайте ошибки: внешнеполитический истеблишмент – это самое, что ни на есть сословие, гильдия. Этот факт верен в прозаическом смысле. Духовенство функционирует и извлекает доход из институтов, составных частей ЛМП. А также верно в более высоком смысле, что язык и идеи ЛМП – это интеллектуальное обрамление для всех внешнеполитических дискуссий: вода, в которой рыбы плавают, сами того не зная.

Трифокальная линза американской внешней политики

Первоначальное объяснение для ЛМП было таким же, как и исходное объяснение для любой сильно успешной системы взглядов для американской внешней политики. Те, кто пропагандировали и строили ее, делали это, ибо думали, что таким образом лучше обеспечат нашу безопасность и интересы на тот момент. Что было необычным и даже более того – беспрецедентным -- так это то, что в 1945г. Америка оказалась в положении не только главной экономической силы или даже мощнейшей военной державы, а сверхдержавы. Это была не та позиция, которой американская элита, сражавшаяся и победившая во Второй мировой войне, добивалась. Это был неожиданный и для многих нежелательный плод победы. Солдаты хотели домой. Семьи ждали своих мужчин. Гражданские желали прекращения нужды и жертв. Нация в целом хотела сбросить бремя, которое большинство не желало тянуть. Используя анахронизм, они хотели возвращения к нормальности ("return to normalcy").

Но Уолтер Айзексон (Walter Isaacson) и Эван Томас (Evan Thomas), именуемые "Мудрые мужи" (указание на книгу "Wise men: Six Friends and the World They Made", примечание переводчика), верили, что на вопрос "Что теперь?" требуется беспрецедентный ответ по причине беспрецедентной ситуации. Если изоляционизм хорошо послужил интересам Америки в прошлом, то, посчитали они, он не послужит хорошо в обозримом будущем. Но чтобы полностью понять их логику, каждый должен уразуметь, что они видели интересы Америки в сущности неотличимо от представлений Отцов-основателей.

Однажды, будучи еще молодым человеком, желающим выбиться в люди, я постановил, что надлежащие цели внешней политики Америки должны быть такими, чтобы избежать бедности, презрения или гибели. Как взрослый человек и опытный бюрократ в системе национальной безопасности, я естественным образом смущаюсь при тех воспоминаниях и сегодня признаю преимущества утверждений в позитивном ключе: американские национальные интересы должны преследовать и продвигать процветание, престиж и мир. Такая формулировка может казаться упрощенной, но эти очевидные ориентиры слишком часто забываются поборниками status quo, которые спутали цели и средства.

Уточню, Америке следует и дальше искать возможности для продвижения своих экономических интересов как торговой республике и поддерживать, и улучшать уровень жизни американского народа, и совокупное богатство американской нации. Это в свою очередь уполномочивает нас делать великие вещи, а именно: реализовывать крупные и сложные инфраструктурные проекты, поддерживать сильную и передовую армию, запускать человека на Луну и так далее.

Нам также следует изыскивать возможности для поддержания нашего положения в мире, наших альянсов с друзьями, добиваться страха и уважения от врагов, сделать возможным или, по крайней мере, более простым достижение того, чего бы мы ни хотели в мире. Презрение и уважение абстрактны и иллюзорны, но очень важны для преследования двух других целей. Избежание бедности, обогащение и сохранение богатства и избежание смерти посредством отпугивания или, если необходимо, путем военных побед требуют или сильно облегчаются при занимании высокого положения в глазах других наций.

Мир

Хотя мир и заявляется последним, первым приоритетом любого государства является поддержание собственной безопасности и безопасности своих граждан. Традиционно или исторически это означало предотвращение вторжения, завоевания, порабощения и даже разрушения или также препятствие рейдам, набегам т.п. На сегодня необходимо добавить терроризм и ядерную угрозу, которые увы, видимо, нельзя исключать.

Перед Соединенными Штатами в течение большей части их истории проблема экзистенциальных угроз не стояла. Рейды и набеги были обычным делом на фронтире, но не угрожали жизни самой нации. После изгнания британцев территория Соединенных Штатов пережила только одно вторжение в 1814г. и лишь один рейд в 1916г. С тех пор мы пережили лишь две атаки, приведшие к большим жертвам, на территорию страны. Неплохо за 240 лет.

Причина такого впечатляющего достижения, конечно, заключается в нашем завидном расположении: защищенность двумя огромными океанами и сухопутная граница только с двумя нациями, причем обе в основном миролюбивы (Панчо Вилья и наркокартели в сторону).

Таким образом, для американцев проблема избежания смерти решается намного проще, чем для большинства других наций. Тем не менее, не стоит слишком уж обольщаться на этот счет. Вторжение враждебного государства хоть и крайне маловероятно, но не невозможно. Подобное рассматривалось и планировалось ранее, хотя практическая реализация такого замысла (оккупация США) на сегодня, вероятно, недостижима для любой из современных держав. К счастью, наши обстоятельства предохранили нас от последствий стратегической недальновидности.

Так что смерть гораздо вероятнее придет от рук террористов или, возможно, ядерной атаки иностранной державы предположительно в результате конфликта, разгоревшегося где-то из-за какого-нибудь другого кризиса, вышедшего из-под контроля.

Престиж

Презрение и обратное ему – престиж – эфемерные качества в международной политике. Но каждый знает их, когда видит их. Когда иранцы захватили 10 американских моряков в январе 2016г. и удерживали их в заложниках для пропагандистских фотографий, те моряки и наша страна в целом испытали презрительное отношение. Быть оскорбляемыми подобным образом и пассивно принимать оскорбление усиливает презрение к нам со стороны других наций. Это был, конечно, пример небольшого оскорбления. А вот презрение, обусловленное войной в течение десятилетия с двумя слабейшими и беднейшими странами и неспособность победить – даже хуже, достигнутая победа была бездумно выброшена – это гораздо более серьезный пример. Бессмысленные извинения, неуместные оскорбления по отношению к нашим союзникам и друзьям, провал в части исполнения принятых на себя обязательств, откровенное пресмыкание перед врагами – все это сыпет соль на открытые раны презрения. Вероятно, тем не менее, больше всего содействует презрению общее чувство упадка. Нации, явно переживающие спад, подвержены часто испытывать презрение по отношению к себе со стороны других наций.

Престиж, напротив, достигается силой, богатством и чувством пребывания на подъеме (по крайней мере, стабильностью) по сравнению с нацией, находящейся на спаде. Но больше всего способствует поддержанию престижа одно – победа.

Презрение имеет значение в международной политике по двум существенным причинам. Во-первых, презрительное отношение со стороны других наций повышает вероятность наступления двух других неблагоприятных исходов: гибели и нищеты. Для нации, к которой относятся с презрением, будет сложнее вступать в союзы и поддерживать их. Это будет затруднением на переговорах. Нация, скорее всего, окажется в положении прощупываемой, проверяемой, поддеваемой, раздражаемой – частично просто потому, что обидчики могут, частично потому, что они хотят посмотреть, как далеко могут зайти. Война, гибель – возможные исходы. Нация, к которой относятся с презрением, вероятнее будет иметь меньше влияния в регионах, жизненно важных для ее национальных и торговых интересов. Формальные и неформальные отношения будет построены с безразличием или даже оппозицией к этим интересам. Снижение торговых возможностей нации – усложнение импорта необходимых ресурсов и ограничение экспортных рынков – может привести к относительной бедности.

Обратное происходит с нациями, которые пользуются уважением и которых (да!) слегка побаиваются. Как один злой, но неглупый человек однажды сказал: "Когда люди видят сильную лошадь и слабую лошадь, в человеческой натуре предпочесть сильную лошадь". Тем не менее, слишком сильный страх может быть проблемой. Вспомним мнение Фукидида о причинах начала Пелопонесской войны: "Настоящая причина, не сильно афишируемая, я полагаю в росте мощи Афин, что вызвало страх лакедемонян, который и обусловил начало войны". Поэтому деликатный баланс всегда необходим, что означает также и важность предусмотрительности.

Вторая причина, почему презрение и престиж имеют значение, связана с влиянием на дух патриотизма и национальную гордость. Людям нравится быть частью чего-то более великого, чем они сами. Это большее и есть их нация. Таким образом, патриотизм – это естественный феномен. Он удовлетворяется лучше, когда люди чувствуют, что их нация сильна, по крайней мере, не слаба. Это не означает, что удовлетворение возможно только для граждан великой державы. Но это означает, тем не менее, что душа страдает, когда человек чувствует себя частью деградирующей или отсталой нации.

Связанным с престижем аспектом является судьба и здоровье не только чьей-то нации, но и отдельной цивилизации, религии или "секты" (в макиавеллианском смысле, т.е. секта как всеобщность культурных, языковых, этнических, религиозных, "цивилизационных" рамок). Сегодня сплин на Западе частично обусловлен чувством, что наша "секта" деградирует. Подобным образом, радость наших врагов проистекает во многом из-за их чувства, что, в конце концов, они возьмут верх.

Презрение и престиж также имеют отношение к тому, как и насколько хорошо нация относится к другим нациям в пределах своей "секты". Например, Рим получил сильный удар по своему престижу, отказавшись помочь Сагунту, когда город был осажден Ганнибалом, -- действие, которым началась Вторая Пуническая война. Отказ помочь был воспринят как презренное предательство, которое привело к последствиям, далеко выходящим за рамки ожидаемого после неисполнения одним из союзников принятых на себя обязательств в отношении другого. Эффект подобен чувствам, испытываемым третьими лицами, когда они наблюдают, как один из родственников или членов семьи бросает своего или отказывает в помощи другому родственнику, попавшему в беду.

Такие естественные чувства тяжело выразить сейчас, когда мантра "все люди созданы равными" возведена на такие высоты, что считается аморальным предпочитать своих соотечественников иностранцам с другого конца света. Один наблюдатель метко подметил, что ключевым критерием современной либеральной "добродетели" является то, насколько индифферентно или даже пренебрежительно относится человек к своей идентичности и как сильно предпочитает чужую идентичность. Чем более вы лояльны к чужому, тем вы лучше как личность. Подобная космополитическая ориентация, тем не менее, не является естественной или нормальной по умолчанию для человечества, а, скорее всего, появляется только в процветающих, альтруистических обществах с высоким уровнем доверия между его членами, находящихся на последней стадии своего развития. Большинство людей практически во все времена отдавали предпочтение людям из своих общин и предпочитали помогать именно им, когда могли.

Подобные чувства также распространяются на политические системы, но все же чуть в меньшей степени. Мы чувствуем родство с другими демократическими государствами и неприязнь (как минимум) к недемократическим государствам. Мы можем поддерживать авторитарные режимы против еще худшей альтернативы, но мы никогда не чувствуем себя особенно хорошо, делая это, и многие из нас всегда будут протестовать по этому поводу.

В глобальной идеологической борьбе есть чувство: имеет ли твоя "команда" благоприятный импульс или нет. Например, престижу Америки был нанесен урон, когда мы пассивно наблюдали за крахом демократий в других странах в течение холодной войны. Китайцев и русских сегодня обуревают подобные чувства по поводу их систем, как бы там кто ни хотел назвать это. Вся эта энергия содействует национальному, цивилизационному и "системному" престижу, который в свою очередь подстегивает другие державы, игроков и наблюдателей присоединяться к более вероятному (по их мнению) победителю или следовать за выигрывающей стороной. Как упоминалось: "Когда люди видят сильную лошадь и слабую лошадь, в человеческой натуре предпочесть сильную лошадь".

Процветание

Если избежание гибели является нашим наиболее очевидным национальным интересом, а избежание презрения наименее очевидным, то процветание находится где-то посередине. Но имеет особенно важное значение для торговой республики. В отличие от необходимости избежания гибели стремление к процветанию по большей части сродни выбору. Это не является жизненной необходимостью для нас -- быть богатыми, но мы хотим быть богатыми. Богачи – это не центральный, жизненно важный интерес для республик. Вспомним, знаменитый запрет Ликургом роскоши в Спарте. Ранний Рим был очень аскетичным. Два тысячелетия спустя Макиавелли утверждал, что самые лучшие республики "держат государство богатым, а его граждан бедными", в то время, как Монтескье приводил убедительные доказательства в пользу республиканской бедности.

Но также Монтескье приводил еще более убедительные аргументы в пользу торгового республиканизма как канала для развития индустрии и реализации людских амбиций. По данному конкретному пункту Америка совершенно очевидно выбрала путь торгового республиканизма. Мы предпочли Афины вместо Спарты, Карфаген вместо Рима, Лондон вместо Женевы. Сделав этот выбор, мы возвели процветание в ранг национального интереса. Это встроено в ментальность нашего народа: пути назад сегодня уже нет.

Таким образом, наши торговые отношения на всем земном шаре имеют значение для нашей национальной безопасности. Нам необходимо предотвращать формирование картелей или, если мы не можем предотвратить, подрывать их эффективность. Нам следует предотвращать доминирование враждебных держав над регионами с высокой концентрацией стратегических ресурсов или препятствовать оказанию ими чрезмерного влияния на наших потенциальных торговых партнеров. Нам также нужно гарантировать доступ наших экспортеров на зарубежные рынки и проследить, чтобы наша торговая политика способствовала продвижению наших собственных экономических интересов.

Пост-1945 либеральный международный порядок

Когда либеральный международный порядок был рожден в 1945г., он хорошо послужил достижению Америкой своих целей: мир, престиж и процветание. Сейчас спустя более 70 лет времена и обстоятельства изменились. Давайте сперва рассмотрим контекст 1945г. В аспекте выживания безопасности Америки фактически ничто не угрожало. Америка поучаствовала в разгроме держав Оси. Американские вооруженные силы оккупировали полмира в обоих направлениях, добавляя серьезный военный буфер для защиты океанов. Правда, в лице Советского Союза мы встретили потенциально наиболее сильного врага за всю нашу историю. Чтобы отпугивать и сдерживать его, нам потребовалась не только военная мощь, но и также крепкая сеть союзов.

На первый взгляд нашему процветанию ничто не угрожало на тот момент: США контролировали 50% мирового ВВП. Но, как характерно для торговой республики, наше экономическое здоровье зависело от состояния наших торговых партнеров. Нельзя ничего продать нищим. Следовательно, это было в наших интересах разработать новые международные экономические правила, чтобы оживить разрушенные войной экономики Западной Европы и Северо-восточной Азии.

Наш престиж был несомненно на пике. Но также нахождение на пике было ненадежным. Мы могли быть легко сброшены с него, если бы оставили своих союзников, отвернулись бы от стран, за освобождение которых проливали кровь, и уступили бы советской экспансии. Поэтому оставаться вовлеченными в мировую политику и даже наращивать наше влияние было в наших национальных интересах.

В 1945г. и в последующие годы все три наших жизненно важных национальных интереса хорошо достигались за счет создания и поддержания ЛМП. ЛПМ был не целью, а средством для достижения поставленных целей. Современные поборники ЛМП забыли – или никогда до конца не понимали – этот аспект ЛМП. Они воспринимали ЛМП как цель, как извечное воплощение американских интересов, когда в действительности создание ЛМП было ответом на вызовы того особенного времени. Являются ли те вызовы постоянными и неизменными? Некоторые могут упорствовать, но мир выглядит сегодня не таким, каким он был в 1945г. Так почему инструменты американской внешней политики должны оставаться неизменными?

Хорошо ли наша тройка жизненно важных интересов все еще достигается с помощью ЛМП? По большей части да, но с важными оговорками, которые требуют пояснения. Но где-то во время окончания холодной войны ЛМП приобрел собственную логику и потребовал сохранения всех своих аспектов безотносительно к американским базовым интересам. Переориентация американской внешней политики не требует полного отказа от институтов ЛМП, но и не запрещает умные реформы. И, конечно, не нуждается в продолжении экспансии ЛМП с целью создания мирового и гомогенного государства, о чем некоторые фантазируют.

Реформирование либерального международного порядка

Как наилучшим образом оставаться в безопасности, богатым и уважаемым? Давайте рассмотрим пути, которыми ЛМП может быть реформирован.

Во-первых, наша торговая политика очевидно нуждается в реформировании. ЛМП превозносит "свободную торговлю" – в действительности это соглашения размером с телефонный справочник, регулирующие все аспекты торговли (по большей части не в пользу Америки) – в ранг Священного Писания. Это происходит как по политическим, так и идеологическим мотивам, вроде зачастую неуместных обращений к Давиду Рикардо. Офис Торгового представительства США полностью состоял из истинно верующих в доктрину свободной торговли на протяжении нескольких десятилетий. Но произнесем очевидное, мировая экономика существенно изменилась со времен 1945г. По крайней мере в некоторых случаях условия, лежавшие в основании ориентации торговой политики того периода (и ее теоретические обоснования), более не годятся. Администрация Трампа права в своем скепсисе относительно идеологии свободной торговли и в своем желании пересмотреть торговую политику с учетом наших жизненно важных интересов и торговой реальности.

Нам также следует быть более здравыми относительно структуры наших союзов. НАТО более чем нерелевантна на сегодня, но однозначно может быть более релевантной. Разумеется, десятилетия совместных учений, правила взаимодействия, взаимозаменяемые оружейные системы и т.п. не должны быть легко отброшены в сторону, особенно это касается стран с долгой историей прочных связей и общими интересами. Но разумно задать вопрос: "Что это за союз, изначальная цель создания которого улетучилась?" Если такой союз не может быть реформирован, чтобы лучше отвечать на угрозы сегодняшнего дня – терроризм, массовая нелегальная миграция, -- то может стоит пожелать ему всего хорошего?

Мы также должны спросить: "Почему это в наших стратегических интересах еще и расширять границы такого союза? Что мы приобретаем, когда обязуемся проливать кровь американских солдат, защищая места, чтобы только добраться до которых и перебросить туда хотя бы один полк для организации безнадежной обороны, потребуется 48 часов работы транспортной авиации? Каким образом принятие на себя неисполнимых обязательств укрепляет наш престиж?"

Обоснования продолжения экспансии ЛМП действительно кажутся слабыми, но с недавних пор достигли абсурдных высот. Одна школа мысли – давайте называть их "неоконами" – утверждает, что, поскольку демократия – это "наша команда", то общее здоровье команды улучшается, когда ее перспективы растут, и, следовательно, это, конечно, в наших интересах демократизировать мир. Нет?

Нет. Необходимо уточнить, что для Америки было бы лучше, если бы мир был более демократическим, чем имеется на сегодня, поскольку демократия сильно коррелирует с дружественностью или с, по крайней мере, не оппозицией американским интересам, в том время, как "авторитаризм" (или, чтобы быть более точным, "тирания") сильно коррелирует с оппозицией или даже враждебностью к американским интересам. Но в некоторых регионах демократия также сильно коррелирует с нестабильностью, которая порождает войну и хаос, что противоречит американским интересам. В других регионах риторика и механизм демократии (один человек – один голос) приводят к подавлению здоровой демократии и установлению тирании, которая намного хуже, чем то, что предшествовало "демократии".

В соответствии с изначальным контекстом ЛМП в 1945-1989гг. его главной целью было сохранить демократию там, где она уже существовала и находилась под угрозой со стороны иностранного завоевания или инспирированного иностранным актором низвержения изнутри. Во-вторых, целью ЛМП было вернуть демократию "порабощенным нациям" ("captive nations"), чья свобода была захвачена иностранной державой. В-третьих, целью было развивать демократию (постепенно) в странах с существенными экономиками, большими резервами человеческого капитала и гражданскими институтами, способными послужить почвой, на которой могла бы вырасти демократия. Но никогда это не означало насаждение демократии – и уж тем более не предполагалось, что насаждение демократии являлось жизненно важным американским интересом.

Демократия – это капризный цветок. Он не будет расти где угодно. Есть много мест на земле, которые мы могли бы легко захватить, но эти территории все равно останутся пригодными лишь для выращивания кактусов и сорняков. Если мы видим цветок демократии, борющийся, чтобы расцвести, в месте и во время, когда мы имеем возможности полить его, а также в наших интересах сделать это, то нам следует всеми силами помочь. Но тот факт, что Америка имеет "командный интерес" в успехе или не фиаско демократии не означает, что это в наших интересах пытаться установить демократию в местах, где она почти наверняка провалится. На самом деле верно обратное, поскольку провалы наносят урон нашему престижу.

Я попрошу внимательных читателей обратить внимание на то, что, несмотря на критику внешнеполитического истеблишмента, ничего в тексте не подвергает особой критике ЛМП сам по себе. Он хорошо служил нашим интересам в те времена и в тех местах, для которых был создан. ЛМП остается намного лучшей из многих альтернатив, включая палеоизоляционизм и неоконовский перегиб. Непонимание может возникнуть из отождествления ЛМП с последним. Это не будет какой-то вопиющей ошибкой именно потому, что неоконы потратили много сил со времен окончания холодной войны для соединения ЛМП со своей доктриной в общественном сознании, начиная с так называемой "Доктрины Вулфовица" – стратегический документ, изданный Пентагоном в 1992г. и продолженный в 2014г. Робертом Каганом в его идеологическом труде "Сверхдержавы не уходят на пенсию" ("Superpowers Don't Get to Retire"), опубликованном в "Новой Республике" ("The New Republic").

Само словосочетание "либеральный международный порядок" наводит на проблему. ЛМП по крайней мере лучше, чем "новый мировой порядок" ("new world order") президента Джорджа Буша-старшего, по одной простой причине: ЛМП никогда не охватывал весь мир и даже шанса такого не имел. Неспособность увидеть этот предел, кажется, -- главная ошибка американской внешней политики после окончания холодной войны. Истеблишмент подумал, что может взять систему, построенную для стран, входящих в ОЭСР, -- клуб богатых наций – и заставить ее работать везде. Подобное никогда не представлялось возможным – и сейчас не представляется. Так что "либеральный международный порядок" лучше назвать "либеральный порядок богатых стран" или, если вы предпочитаете внешнеполитический арго, "либеральный порядок функционирующей сердцевины" ("liberal functioning-core order").

Если кто-то додумается утверждать, что в национальных интересах Америки построить и поддерживать либеральный порядок во всех углах планеты (что не так), мы по-прежнему сталкиваемся с неприятной проблемой отсутствия возможностей добиться этого. Нам придется выбирать. И что мы выберем и на каком основании?

Подводя итог, достижение "либерального международного порядка" – это на сегодня по большей части благоприятно для американских национальных интересов – на практике намного меньше, чем весь мир. Даже когда ЛМП создавался в 1945-1950гг., никогда не планировалось, что он распространится на всю планету. ЛМП был создан для защиты американских интересов и некоммунистических друзей Америки в Европе и Азии и (в обновление доктрины Монро) предохранения Западного полушария от заразы коммунизма. Ближний Восток (Middle East) был добавлен позднее, поэтапно, после краха англо-французской гегемонии в результате Суэцкого кризиса, после падения изначально дружественных Западу арабских королей и после того, как Запад (и особенно США) стали чистыми импортерами нефти. Попытка, начавшаяся в 1991-1992гг., распространить этот порядок на весь мир случилась из-за того, что американские глаза были намного больше, чем американский желудок (или зубы): идеология смешалась с интересами. Тем не менее, в действительности подобная экспансия никогда не была необходимой для жизненно важных интересов Америки – мир, процветание, престиж.

Неопределенность настоящего момента проистекает главным образом не из предполагаемого пренебрежения Дональдом Трампом фундаментальными основами либерального международного порядка. Напротив, неопределенность возникает из растущего понимания разрыва между инструментальными политиками ЛМП и его важнейшей целью. Восстанавливая понимание главных целей, стоящих перед институтами ЛМП, Трамп в действительности показывает свое большое уважение к ЛМП. Эти институты выживут, если только будут правильно реформированы, чтобы служить достижению своих главных целей и отвечать нуждам своих членов.

Кампания Трампа преуспела благодаря общему пониманию рядовыми гражданами того, что американские жизненно важные интересы (мир, престиж и процветание) не обслуживаются нашей внешней политикой. Среди множества причин, вселяющих надежду во внешнюю политику Трампа, выделяется та, что Трамп, кажется, понимает, что исправление ошибок неоинтервенционалистов, не требует принятия изобилующей перегибами повестки палеоизоляционистов.

В то время как ориентация внешней политики Америки на мир, престиж и процветание оставляет пространство для разногласий в конструировании политики, фокусировка на целях в большей степени, чем на средствах, знаменует драматическое изменение способа восприятия проблем нашими дипломатами. Чем быстрее мы совершим этот переход, тем быстрее мы достигнем ясности и согласия по поводу усиления институтов, которые делают жизнь американцев безопасной, уважаемой и богатой – и тем быстрее мы сможем реформировать те институты, которые не способствуют достижению американских интересов.

Отсюда