«Мир входящему» (Александров Алов, Владимир Наумов, 1961). Профессионалы оттепельной романтики создали лирический аналог памятнику советскому воину-освободителю с ребенком на руках в Трептов-парке и получили венецианский приз за режиссуру. Оглохший и онемевший после контузии страшный солдат Ямщиков (Виктор Авдюшко) — самый что ни на есть мстительный русский «варвар», воплощенные горе и гнев. Однако же именно этот изнуренный гигант с запавшими щетинистыми щеками спасет от расправы беременную немку, виновную в гибели его товарища, и проводит ее в госпиталь, явив всемирную отзывчивость и отходчивость русской души.
«Нескладуха» (Сергей Овчаров, 1979). В первой своей «коротышке» Овчаров нашел язык, наиболее адекватный рассказам о приключениях шальной русской души,— язык сказа, которым до него владел один лишь Александр Медведкин («Счастье», 1934). На этот язык он еще переложит и Лескова, и Салтыкова-Щедрина, и даже Чехова. Но пока что его мужики засевают реку, пилят сучья, на которых сидят, и тщатся спасти утонувшую бочку краденого вина, всхлипывая: «надысь, хлобысь, отсель, ужо». Вылитые, кстати, чудаки из «Фламандских пословиц» Брейгеля-старшего
«Жестокий романс» (Эльдар Рязанов, 1983). Самый западный из всех русских фильмов о русской душе: рязановскую цыганщину не может переплюнуть в своих фильмах и сам Никита Михалков. Волжская бесприданница Лариса (Лариса Гузеева), по Блоку, «какому хочешь чародею отдаст разбойную красу». Беда лишь в том, что красавцы чародеи — «новые русские» времен первоначального накопления. Что ж, Русь-Лариса согласна быть «дорогой игрушкой», но обречена погибнуть от пули жениха, руководствующегося столь же исконно русским принципом: так не доставайся же ты никому
«Такси-блюз» (Павел Лунгин, 1990). Первая и чрезвычайно успешная (каннский приз за режиссуру), несмотря на нелепость сценарных обстоятельств, попытка продать русскую душу иностранной аудитории. История саксофониста Лехи (Петр Мамонов), закрепощенного таксистом Ваней (Петр Зайченко), положена на нехитрую, но понятную Западу мелодию. «Хозяин — раб», «народ — интеллигенция», «власть — диссиденты». Однако же Ваня остается куковать на своем болоте, а перед Лехой распахивается всемирный гастрольный рай
«Рой» (Владимир Хотиненко, 1990). Недооцененный и так никем толком и не увиденный, а тем более не разгаданный пример русского «поэтического реализма». Хотиненко сотворил из писателя-почвенника Сергея Алексеева самого что ни на есть «сибирского Гарсиа Маркеса». По тайге бродят говорящие медведи, в чащобе покоится мертвый летчик, нашествие клещей кажется казнью египетской, а род пасечников Заварзиных неумолимо уничтожает сам себя, снедаемый безумием, шальными деньгами, злобой, водкой и тоской по другой жизни
«Облако-рай» (Николай Досталь, 1990). Оптимистическая, хотя и страшноватая, сказка о вечном томлении русской души, вынужденной порой «отвечать за базар» самым безжалостным образом. Бессмысленный Коля, сболтнув, интересничая, о своем отъезде на Дальний Восток, всколыхнет в душах обитателей безнадежного захолустья грезы о «большом» мире, где «нас нет». Беда в том, что, руководствуясь проснувшимися лучшими чувствами, они лишат Колю и дома, и работы и вытолкнут как полпреда своей мечты в никуда
«Брат» (Алексей Балабанов, 1997). Простой русский парень неожиданно для самих создателей фильма воплотил зрительскую (народную) мечту о драконоборце, который «своих не бросает», не боится в одиночку «идти на Чечена», жалеет сирых, карает жадных, верен братству, а в любви наивный мальчишка. В криминальной войне он руководствуется отнюдь не ее законами, но идеей справедливости, напоминая при этом самым неожиданным образом солдата Ямщикова из фильма Алова и Наумова «Мир входящему»
«Бабуся» (Лидия Боброва, 2003). Боброва — единственная среди режиссеров «деревенщица», выживающая неизвестным науке способом в атмосфере современного русского кино. Казалось бы, история вдовой старушки, мыкающейся между квартирами детей, никак ей не радующихся, несмотря на суровость режиссерской манеры, рассчитана исключительно на слезоточивый эффект. Однако же «Бабуся», ставшая сенсацией французского проката, оборачивается фильмом о чуде самом что ни на есть настоящем, скромно сотворенным бабусей, которой, казалось бы, и самой-то в жизни ни на что, кроме чуда, рассчитывать не остается
«Старухи» (Геннадий Сидоров, 2003). Режиссер разглядел за пеленой нудных разговоров о столкновении цивилизаций и прочих межнациональных отношениях феерическую сказку о встрече Хоттабыча с Бабой-ягой. Таджикский род вселяется в русскую деревню, которую, пусть в ней осталось всего десять старух, вымирающей никак не назовешь. Полукикиморы, полурусалки живут (на десять старух лишь одна профессиональная актриса) полной жизнью — интригуют, ревнуют и матерятся (как они матерятся!) и строят подлянки таджикам не по злобе, но беря на испуг, проверяя на вшивость, и приходят к выводу, что и эти нехристи свои в доску
«Магнитные бури» (Вадим Абдрашитов, 2003). Единственный за многие годы фильм о рабочем люде и единственный же, за исключением «Окраины» (1998) Петра Луцика, о вечном русском бунте. Беда бунта не в его беспощадности и даже не в бессмысленности, а в том, что еженощные ристалища стенка на стенку обворованных пролетариев лишь «зрелище» в постановке олигархов местного разлива. Однако же былинный Валера (Максим Аверин) будет вновь и вновь сходиться в кулачном бою, сам не зная, с кем и против кого он дерется, теряя при этом то немногое, что у него еще остается в жизни.
(
Что стоит добавить в список?
Комментарии (0)