30 декабря появился на свет самый знаменитый скалозуб от литературы, произошло это 111 лет назад. Казалось бы, дата не круглая. Однако в случае с Даниилом Ювачевым (более известным под псевдонимом Хармс) подобные условности не работают: он привык все делать наперекосяк и не по правилам.
Сто одиннадцать вполне можно рассматривать как юбилей, тем более, что писатель, на протяжении всей жизни интересовавшийся числами, особенно был очарован единицей. «Единица — первое и единственное совершенство», — говорил Хармс. Накануне дня рождения эксцентричный, противоречивый, загадочный автор ответил на вопросы «Культуры».
Граффити с портретом Даниила Хармса.
Культура: Одним из первых дошедших до нас произведений, авторство которого принадлежит Даниилу Хармсу, является очаровательный экспромт «задам по задам за дам». В этом забавном одностишии нет никакого намека на литературную околесицу, которая впоследствии Вас прославила. Как получилось, что уже в двадцатилетнем возрасте Вы сочиняли следующее: Откормленные лылы вздохнули и сказали и только из-под банки и только и тютю?
Хармс: Меня интересует только «чушь»; только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт — ненавистные для меня слова и чувства. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех.
В Союзе писателей меня считают ангелом. Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так преклоняться. Я такой же, как и вы все, только лучше.
Культура: В таком случае, наверное, и отношение к мирским, суетным вопросам у Вас особенное, не такое, как у всех. Что, например, для Вас значат деньги?
Хармс: Все люди любят деньги. И гладят их, и целуют, и к сердцу прижимают, и заворачивают их в красивые тряпочки, и нянчат их, как куклу. А некоторые заключают дензнак в рамку, вешают его на стену и поклоняются ему как иконе. Некоторые кормят свои деньги: открывают им рты и суют туда самые жирные куски своей пищи. В жару несут деньги в холодный погреб, а зимой, в лютые морозы, бросают деньги в печку, в огонь. Некоторые просто разговаривают со своими деньгами или читают им вслух интересные книги, или поют им приятные песни. Я же не отдаю деньгам особого внимания и просто ношу их в кошельке или в бумажнике, и, по мере надобности, трачу их...
Человеку полезно знать только то, что ему полагается. Могу в пример привести следующий случай: один человек знал немного больше, а другой немного меньше того, что им полагалось знать. И что же? Тот, что знал немного меньше, разбогател, а тот, что знал немного больше, всю жизнь прожил только в достатке.
Культура: Вас едва ли можно назвать добродушным и гостеприимным. Или это мнение ошибочно?
Хармс: Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Вот кто-то пришел ко мне в гости; он стучится в мою дверь. Я говорю: «Войдите!» Он входит и говорит: «Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!» А я его стук по морде: дескать, нечего шляться, когда не звали!
А то еще так: я предлагаю гостю выпить чашечку чая. Гость соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: «Больше нет в душе моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я выталкиваю гостя.
Культура: Ну это Вы, конечно, утрируете. А если серьезно, Даниил Иванович, какие вещи Вас раздражают и выводят из себя?
Хармс: Есть неприличные поступки. Неприлично спросить у человека пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что положил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отказать; и самый удобный и приятный способ отказа — это соврать, что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть, и тем самым лишили его возможности вам просто и приятно отказать. Вы лишили его права выбора, а это свинство. Это неприличный и бестактный поступок.
Культура: А что, напротив, радует, вдохновляет? В частности, о Вашей привязанности к прекрасному полу ходят легенды...
Хармс: Я уважаю только молодых, здоровых и пышных женщин. К остальным представителям человечества я отношусь подозрительно...
Знаю много мужчин, которые предпочитают девок-демократок. Извините меня, но я их не люблю. А если бы я и любил их, то все равно у меня с ними ничего бы не вышло. Я заметил, как они всегда бегут от меня. Они всегда глупы, тупы, торопливы, застенчивы, где этого не нужно, циничны, мстительны и обидчивы. Умная девка-демократка всегда в высшей степени вульгарна и нагла. Беги, беги от девок-демократок! Единственное, что бывает у них хорошо, — это тело и здоровье.
Культура: Вам свойственно окружать себя красивыми вещами?
Хармс: Альфонс Доде высказал мысль, что предметы к нам не привязываются, а мы к предметам привязываемся. Предположим, что какой-нибудь совершенно голый квартуполномоченный решил обстраиваться и окружать себя предметами. Если он начнет со стула, то к стулу потребуется стол, к столу лампа, потом кровать, одеяло, простыни, комод, белье, платье, платяной шкап, потом комната, куда это все поставить, и т.д. Тут в каждом пункте этой системы может возникнуть побочная маленькая система-веточка: на круглый столик захочется положить салфетку, на салфетку поставить вазу, в вазу сунуть цветок. Такая система окружения себя предметами, где один предмет цепляется за другой, — неправильная система, потому что, если в цветочной вазе нет цветов, то такая ваза делается бессмысленной, а если убрать вазу, то делается бессмысленным круглый столик, правда, на него можно поставить графин с водой, но если в графин не налить воды, то рассуждение к цветочной вазе остается в силе. Уничтожение одного предмета нарушает всю систему. А если бы голый квартуполномоченный надел бы на себя кольца и браслеты и окружил бы себя шарами и целлулоидными ящерицами, то потеря одного или двадцати семи предметов не меняла бы сущности дела. Такая система окружения себя предметами — правильная система.
Несовершенные подарки — это вот какие подарки. Например, мы дарим имениннику крышку от чернильницы. А где же сама чернильница? Или дарим чернильницу с крышкой. А где же стол, на котором должна стоять чернильница? Если стол уже есть у именинника, то чернильница будет подарком совершенным. Тогда, если у именинника есть чернильница, то ему можно подарить одну крышку, и это будет совершенный подарок. Всегда совершенными подарками будут украшения голого тела, как то: кольца, браслеты, ожерелья и т.д. (считая, конечно, что именинник не калека), или такие подарки, как, например, палочка, к одному концу которой приделан деревянный шарик, а к другому концу деревянный кубик. Такую палочку можно держать в руке или, если ее положить, то совершенно безразлично, куда. Такая палочка больше ни к чему не пригодна.
Культура: У Вас есть любимый писатель?
Хармс: Трудно сказать что-нибудь о Пушкине тому, кто ничего о нем не знает. Пушкин великий поэт. Наполеон менее велик, чем Пушкин. И Бисмарк по сравнению с Пушкиным ничто. И Александры I и II, и III просто пузыри по сравнению с Пушкиным. Да и все люди по сравнению с Пушкиным пузыри, только по сравнению с Гоголем Пушкин сам пузырь.
Культура: Даже так? Кстати, Вы согласны с гоголевским Хлестаковым, утверждавшим, что «на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия»?
Хармс: Всякому человеку свойственно стремиться к наслаждению, которое есть всегда либо половое удовлетворение, либо насыщение, либо приобретение. Но только то, что не лежит на пути к наслаждению, ведет к бессмертию. Все системы, ведущие к бессмертию, в конце концов сводятся к одному правилу: постоянно делай то, чего тебе не хочется, потому что всякому человеку постоянно хочется либо есть, либо удовлетворять свои половые чувства, либо что-то приобретать, либо все, более или менее, зараз. Интересно, что бессмертие всегда связано со смертью и трактуется разными религиозными системами либо как вечное наслаждение, либо как вечное страдание, либо как вечное отсутствие наслаждения и страдания.
Прав тот, кому Бог подарил жизнь как совершенный подарок.
Нужно ли человеку что-либо, помимо жизни и искусства? Я думаю, что нет: сюда входит все настоящее.
Культура: Известно, что Вы большой любитель музыки. Есть ли композитор, которому особенно симпатизируете?
Хармс: Я увлекся Моцартом. Вот где удивительная чистота! За неимением рояля, я приобрел себе цитру. На этом деликатном инструменте я упражняюсь наперегонки со своей сестрой. До Моцарта еще не добрался, но попутно, знакомясь с теорией музыки, увлекся числовой гармонией. Между прочим, числа меня интересовали давно. И человечество меньше всего знает о том, что такое число. Но почему-то принято считать, что если какое-либо явление выражено числами и в этом усмотрена некоторая закономерность, настолько, что можно предугадать последующее явление, то все, значит, понятно.
Мы не знаем, что такое число. Это наша выдумка, которая только в приложении к чему-либо делается вещественной? Или число вроде травы, которую мы посеяли в цветочном горшке и считаем, что это наша выдумка и больше нет травы нигде, кроме как на нашем подоконнике?
Культура: Каков, на Ваш взгляд, рецепт достойной и успешной жизни?
Хармс: Обладать только умом и талантом слишком мало. Надо иметь еще энергию, реальный интерес, чистоту мысли и чувство долга.
Денис Бочаров
Комментарии (1)