В столетнюю годовщину крушения русской монархии закономерно поднялась волна разговоров о её возрождении. Особенно много шума наделал глава Крыма Сергей Аксенов, который противопоставил монархию демократии и призвал нас вернуться к историческим началам в правлении. Поскольку ранее славу на ниве монархизма снискала Наталья Поклонская, то заговорили даже о своеобразном феномене «крымского монархизма».
Ничего удивительного в этом нет. На протяжении XIX-начала XX столетий Крым был одной из постоянных царских резиденций. Члены семьи Романовых здесь родились, жили, умирали. Судьбы великой Империи, зачастую, вершились из Ореанды и Ливадии. Крым не видел от Романовых ничего, кроме добра и заботы о его украшении. Так что быть крымчанином и не быть хоть немножко монархистом пожалуй что и странно.
Однако если выходить за рамки ностальгии и говорить о монархизме как о политическом факте, то у многих предложение: «давайте восстановим монархию» вызывает негативную реакцию – от иррационального отторжения, вынуждающего говорить лексиконом Маяковского и Демьяна Бедного, до чисто рациональных возражений и аргументов. Впрочем, и у монархистов, помимо эмоциональной восторженной любви к царю батюшке есть соображения политологически весомые и убедительные.
Прежде всего, необходимо отказаться от представления, что монархия – это архаика и недоразвитость. Напротив, все наиболее упадочные и деградировавшие современные страны являются республиками. «Третий мир» состоит из республик. В Азии монархии характерны для стран развитых, как Япония, Малайзия, Таиланд, или же богатых ресурсами как нефтяные монархии Персидского Залива (последние, впрочем, являются скорее племенными княжениями чем монархиями в европейском смысле). В Африке монархий гораздо меньше, чем в Европе и Азии – Свазиленд, Лесото и Марокко, причем первые два это опять же племенные княжества.
Настоящей монархической цитаделью является Северная Европа – Великобритания (чей монарший скипетр простирается так же на Канаду, Австралию и Новую Зеландию), Дания, Норвегия, Швеция, Бельгия, Нидерланды. Назвать эти страны отсталыми и архаичными язык не поворачивается. Напротив, Северная Европа традиционно была локомтивом развития. Если учесть, что с точки зрения исторической географии Россия ближе всего именно к североевропейским странам, то отсутствие у нас и у финнов монархии (собственно мы утратили ее одновременно) может показаться досадным недоразумением, переводящим нас в разряд «восточноевропейцев», у которых, монархическая система была порушена.
Говорить, что монархия это немодно и непрестижно ну никак нельзя. Напротив, наши недоброжелатели, смотря на Россию, считают, что для нас монархия это «слишком много чести», потому и будут недовольны, если мы займемся её восстановлением
В современном мире монархия, особенно монархия европейского типа, это монархия конституционная. Полномочия монарха формально или фактически ограничены, а основой политической системы является парламентаризм. Зачем тогда монархия нужна? Не лучше ли республика с сильным президентом как во Франции и США или президентом формальным, как в Германии?
Ошибочно думать, что монархии в этих странах – просто декорация. О Британской монархии вообще говорится много всякого, вплоть до того, что на деле именно ей принадлежит реальный контроль не только над Альбионам, не только над странами содружества, но и над значительной частью остального мира. Но даже если оставить конспирологию, то очевидно, что теневой авторитет обитателей Букингемского дворца огромен и в формулу «конституционная монархия» не укладывается. Но и для остальных монархий Европы важна не столько декоративно-представительская, сколько символически объединительная функция.
Монархия символизирует единство нации в пространстве и времени, преемственность поколений, преемственность традиций и памяти. Монархический ритуал, овеянный средневековьем (иногда сознательно сконструированным), подчеркивает: нашей стране не одна сотня лет, это не страна однодневка. Монархия – это такой тип правления, в который заложено мышление не пятилетками и не электоральными циклами, а поколениями и столетиями. И когда в составе современного демократического государства, каковым является та же Великобритания, или Нидерланды, или Швеция, имеется такой институт, который выключен из сиюминутной политической лихорадки, то это делает такую систему гораздо надежней и эффективней.
В нашем русском случае восстановление монархии, в лице традиционной династии Романовых, возвратило бы это тысячелетнее измерение в нашу историю, покончило бы с разговорами о «молодой стране, которой 25 лет». Собственно для всего мира Россия предстает в одном из двух обличий – либо «тысячелетняя империя царей» либо «СССР». И если вы не за одно, то, автоматически, оказываетесь за другое. И не случайно ядро наших антимонархистов составляют неосталинисты, которым хотелось бы, чтобы мир так и смотрел на нас как на «страну пятилеток и ГУЛАГ-а».
Реставрация монархии сделала бы весь исторический актив воспоминаний, символов, образов – от оперы «Жизнь за Царя» и коронационного марша Чайковского, до «Моста Александра III» в Париже нашим сегодняшним национальным активом, то есть тем, что мы можем пользоваться актуально, бесспорно и по праву
Что еще более существенно, Реставрация освободила бы нас от ловушек при национальном строительстве, в которые мы попадаем сегодня. Имеется очевидный факт, что большая часть граждан России – это представители русской нации. Именно эта нация является основой нашей государственности – хотим мы того или нет. Есть и тот факт, что в России живет множество народов, далеко не все из которых хотят полной ассимиляции в состав русской нации. И вот эти два факта нужно как-то объединить, чтобы сформировать единую гражданскую общность России.
Сегодня этого объединения пытаются достигнуть за счет довольно фантасмагоричной конструкции: «российская нация». Русские воспринимают эту конструкцию как угрозу своей отмены. Другие народы попросту отказываются от участия в строительстве. Ничего кроме нервозности не выходит.
Монархия, иной раз, сохраняет даже очень расколотые нации, как, к примеру, бельгийская, состоящая из фламандцев и валлонов. Будь Белгия республикой она давно бы раскололась. Но фигура монарха дает общий знаменатель двум недолюбливающим друг друга общностям.
Если все народы России будут объединены не только республиканским гражданством, но и монархическим подданством русскому царю, «белому царю», как именовали его в старину азиатские народы, проблема единства России значительно смягчится и встанет на новые рельсы. Гражданская нация естественно будет вытекать из подданства русскому государю, исторической династии, которая и создала Великую Россию в её известных по каждому глобусу границах. Без совершенно искусственного конструкта «россиянства» можно будет полностью обойтись, при том, что и национальная гордость великороссов и желание малых народов сохранить определенную идентичность будут в должной мере уважены.
Другими словами, за Реставрацию монархии в России говорит следующее: она означала бы восстановление традиционного места России в мире и её престижа, восстановление традиционного восприятия себя Российским государством, его чувства укорененности и устойчивости, уходом от вечного ожидания «революции» (понятно, что если у нас реставрация, то революции – красные, черные и цветные станут неактуальны), наконец – обретение прочного основания для национального и территориального единства, уходящего, опять же, в глубь веков.
Несомненно в вопросе о восстановлении монархии в России есть и свои издержки и подводные камни. Наименее существенный из них тот, который многие считают основным: «Кто?». В самом деле, линия Кирилловичей, как она представлена сегодня, вызывает массу вопросов, недоумений, даже отторжение. В свое время, не без скрипа и политических интриг эту линию Романовых признала Русская Зарубежная Церковь, однако это признание никак не связывает ни РПЦ, ни, тем более, Российское Государство.
На деле, с точки зрения формального применения павловского «Закона о престолонаследии» все сегодняшние Романовы имеют серьезные отягощения для автоматического признания их прав. Однако если мы говорим о реставрации династии всерьез, то следует говорить именно о Романовых – это имя, эта традиция освященные временем, на них распространяется сияние Российской Империи и память об убитом последнем царе. Любой другой вариант выглядит узурпацией.
Но вот выбор конкретной фигуры из совокупности имеющихся в наличии Романовых это вопрос продуманного политического процесса и взвешивания. Приняв решение восстановить после своей смерти монархию в Испании, Франсиско Франко не пошел ни на провозглашение королем глухонемого Хайме (бывшего старшим в цепи биологических наследников короля Альфонсо XIII), ни официального наследника сына Альфонсо – Хуана. Королем был провозглашен сын Хуана, Хуан Карлос, при обойденном живом отце. Это было против всех легитимистских порядков, однако оказалось чрезвычайно удачным выбором кандидатуры, с чем сегодня, кажется, не спорит вообще никто – Хуан Карлос возродил испанскую монархию чрезвычайно удачно и успешно передал престол сыну Фелипе.
Сейчас существует весьма представительный «пул» потомков императора Николая I, в том числе и достаточно молодых, способных продолжить фамилию дальше, и нет ничего зазорного в продуманном выборе среди них того, кто в наибольшей степени умственно, нравственно и политически подготовлен для того, чтобы стать русским царем
Ответить на вопрос «Кто?» будет не очень сложно. Гораздо сложнее ответить на вопрос «Как» – и вот здесь-то монархический проект и ждут подлинные трудности. Понятно, что сегодняшняя монархия может быть только конституционной, развивающей традиции русской монархии после манифеста 17 октября 1905 года. Понятно, что исполнительная власть должна быть сосредоточена в руках главы правительства, опирающегося на волеизъявление народа. Возможно даже имя главы правительства будет вноситься в избирательные бюллетени, чтобы не делать посредниками между властью и народом партийные олигархии.
Иными словами, речь о восстановлении доманифестного неограниченного самодержавия конечно идти не может. Но, что делать с тем, что самодержавие является внутренней формой государственной власти в России. Как бы не называлось первое лицо – царь, генсек, президент, все равно в его руках рано или поздно сосредотачивается полнота власти, он становится центром политической системы. И если бы монархия в России была бы восстановлена, то, вопрос о том, кто является реальным «самодержцем», рано или поздно возник бы. Либо это глава исполнительной власти, либо это – монарх, влияние которого вышло бы далеко за отведенные ему конституцией полномочия.
Разумеется настройка такого баланса возможна, как показал опыт тех же британцев, где королевская власть имеет огромный авторитет, при сосредоточении всей формальной власти в руках кабинета. Однако там такое отлаживание потребовало сотен лет и движения путем проб и ошибок. В России же велика опасность каждого крена на повороте, и это, конечно, изрядно расхолаживает при переходе разговоров о реставрации монархии из плоскости мечты о «возвращении государя» в реальный политический проект.
Подлинные проблемы для российского монархизма создает не его слабость, а как раз его сила – для реальной политической реализации в современных условиях монархия воспринимается у нас многими слишком серьезно, эмоционально и даже мистически. И в сегодняшнем циничном мире это содержит известные риски. Потому что одно дело если император будет появляться на церемониях, произносить серьезные речи, радовать своим приездом города Крыма и напоминать о тысячелетней русской истории. Другое – если к нему, как к последней надежде, будут бросаться в ноженьки отставляемые губернаторы. В плане практической политики сегодня Россия к Реставрации монархии и в самом деле не готова.
Но любые политические системы меняются и, кто знает, однажды монархия может показаться нам наименее рискованным вариантом политического будущего. И держать в уме эту возможность не помешает.
Егор Холмогоров
Комментарии (0)