Будем откровенны, резонанс вызвала не сама цифра самоубийств, а то, что её озвучила столь высокопоставленная персона, один из главных «вдохновителей и организаторов» этой войны. Причем, что характерно, значительную часть его пространного опуса, опубликованного «УП», составляют заумные рассуждения о специфике воздействия на общество «гибридной агрессии», плавно переходящие в постулаты, призванные доказать, что «у нас, как у всех»:
«Например, по мнению психологов, после теракта 11 сентября посттравматический стрессовый синдром с большей или меньшей интенсивностью был отмечен почти у 70% жителей Нью-Йорка. Через полгода эта величина упала до 30% (не считая, конечно, членов семей погибших). До сих пор немало людей по-прежнему испытывают чувство тревоги, подавленности, плохо спят и полностью утратили радость беззаботного существования. У них это состояние сохранилось и даже закрепилось.
Симптомы постстрессового синдрома (повышенная тревожность, потеря концентрации, утрата радости жизни, депрессия вплоть до суицида) у переживших Спитакское землетрясение в 2013 году возвратились и усилились в 30% случаев через 3–5 лет. Само землетрясение длилось всего 30 секунд».
Вспомнил Арсен Аваков и «больше знакомый украинцам «афганский синдром», но не как медицинская или, точнее, медико-социальная проблема общества, а в виде трагичных историй жизни родных, друзей, знакомых… Советские «афганцы» зачастую не смогли найти себе достойное место, вернувшись с войны, на которую их «никто не посылал»… Наркомания, суицид, агрессивное поведение, конфликтность, разрушенные семьи, разрушенные судьбы…
По доступной, явно неточной, советской статистике, через военный конфликт в Афганистане прошло 546 255 человек – примерно 0,2% населения СССР. Никаких программ по реабилитации и социальной адаптации тогда не проводилось. «Афганский синдром» остался частной трагедией каждой отдельной «советской афганской семьи»».
Резюмируя, он сообщает: «Общепризнанный международный стандарт по военным конфликтам – 90–95% участников боевых действий впоследствии имеют медицинские (связанные с нервной системой) и социальные проблемы, а около трети диагностируется посттравматический синдром, результатом которого нередко бывают самоубийства», что корригируется с сделанным год назад заявлением главы парламентского комитета по вопросам здравоохранения Ольга Богомолец: «По данным наших специалистов, в психологической реабилитации нуждаются до 95% бойцов, в физической реабилитации нуждаются до 60% бойцов».
Понятно, трудно спорить с профессиональными психологами (правда, конкретных ссылок Арсен Аваков не привел), но позволю себе взглянуть на проблему с непрофессиональной, если хотите – обывательской стороны. У психологов «работа такая» – искать всяческие «синдромы» и вряд ли можно найти человека, у которого они ничего бы при желании не нашли. «Все мы по этой жизни инвалиды», – еще много лет назад говорила Верка Сердючка.
Редкому человеку удается избежать в жизни серьезных стрессов, опасных для жизни ситуаций – и ничего, живем. Не замечал я никаких психических изменений у живущих в Нью-Йорке родственников, хотя трагедия 11 сентября «дыхнула» на них очень сильно: дочка работала в одной из башен на 97 этаже, её рабочий день начинался в 9.00, а первый самолет врезался в 8.45, погибло большинство сослуживцев, её же мать провела несколько часов в неведении – мобильная связь рухнула. Землетрясения и прочие стихийные бедствия регулярно случаются в разных частях земного шара, но я никогда не слышал о «городах психопатов» по их итогам.
И наконец, поколение наших отцов и дедов вернулось с фронтов Великой Отечественной войны, с войны, на которой пришлось пройти через нечеловеческие лишения, а шансы выжить тех, кто находился на передовой, исчислялись считанными процентами. Да, полностью адаптироваться к мирной жизни удалось не всем, но подавляющее большинство поколения победителей не просто «вернулось», но и своим трудом восстановили разрушенную самой страшной войной страну, стояли у всех её взлетов и достижений. На протяжении десятилетий слово «фронтовик» было самой лучшей рекомендацией (а сейчас работодатели всячески избегают брать атошников). И без всяких «психологических реабилитаций» – тогда и слов таких не знали.
Да и последствия «афганского синдрома» представляются сильно преувеличенными. Никаких статистических данных мне в Интернете найти не удалось, якобы никаких исследований и соответственно, программ реабилитации, как пишет и Аваков, не было. И это очень странно: политические ограничения с этой темы были сняты в 1991 году, если не в Российской Федерации, то в других республиках (включая Украину), уж точно, тема-то «благодарная».
Видимо, цифры были недостаточно «впечатляющими» для спекуляций и получения грантовых программ. И действительно, скажем, все мои знакомые «афганцы» остались полноценными членами общества, во всяком случае даже о части из них как об особой проблемной группе речь никогда не шла.
А то, что с практически всеми участниками АТО «что-то не так», может подтвердить любой гражданин Украины, и не в связи с криминальной хроникой, а на основании личного опыта общения. А опыт такого общения есть уже у многих. Через АТО пропущены уже сотни тысяч людей.
На мой взгляд, причина такой «исключительности» Украины в самом характере неправедной войны против собственных сограждан, в которой этим людям пришлось участвовать. Да, солдат может верить официальной пропаганде, тем более что, когда деваться некуда, очень хочется верить, что воюешь за правое дело, что те, кого приходится убивать, – «российские агрессоры», «террористы и ватники», но глаза и душу не обманешь, как ни старайся. «Не сильно хотелось бы знать, куда я стреляю, – рассказывает украинский артиллерист одному из украинских телеканалов – хочется вечером спокойно лечь спать, а не понимать, что попал…, там говорили, в школу попали…».
Впрочем, есть еще один момент. Аваков весьма подробно ссылается на опыт США, где существуют очень похожие масштабные проблемы с ветеранами вьетнамской и последующих войн, которые вели США. И поневоле закрадывается мысль, что дело не только в «универсальном» поствоенном синдроме, но и в последствиях неких специфических методов повышения «боевого духа», которые давно применяются в американской армии и которыми заокеанская держава могла поделиться с украинской властью.
И стоит обратить внимание на слова Галины Запорожцевой – главы «Союза матерей Украины», правозащитника, полковника милиции в отставке, кандидата психологических наук: «Есть предположение, что химические ингредиенты внедрялись (среди участников Евромайдана) с помощью двух каналов – во-первых, машин-«бусиков», продающих кофе, которых появилось очень много в Киеве перед майданом, а во-вторых, ингредиентов для очистки бутилированной воды, которые приходят из США».
Также, по её словам, хорошо известно о подмешивании клофелина участникам протестов, что приводило к одурманиванию людей и их неадекватным действиям. «О случаях реактивного психоза впервые заговорили врачи киевских психбольниц, к которым обращались за помощью участники тех событий. Психические технологии в сочетании с химическими ингредиентами приводили к тому, что люди не могли вспомнить то, что было вчера», – сообщила она. Тогда-то врачи и забили тревогу по поводу того, что люди, которые находятся на майдане, опасны для общества.
Так, Ольга Б-ва рассказала изданию «Украина.Ру», что действие «наркоты» испытала на себе её родственница из г. Молодогвардейска Луганской области Украины: «На Украине ведь работы нет, вот они с подругой поехали на майдан. Ведь известно, что тем, кто там стоял, неплохо платили – приблизительно 1 000 долларов в месяц». Однако даром этих денег не давали, контроль за «евромайдановцами» был строгий: «Уходить оттуда, из этого лагеря, что на майдане стоял и в котором они жили, нельзя было. Внутри периметра передвигаться можно было, а если выходишь, то отсчёт времени обнуляется. Если что, лишишься денег. Поэтому ели и пили только то, что им там давали», – сообщила Ольга.
По её словам, после окончания событий на майдане и возвращения из столицы Украины домой, в Молодогвардейск, женщина почувствовала себя плохо. Но в больницу сначала не пошла – обратилась только через месяц, поскольку её «странное» состояние не прекращалось: «Пошла к врачу. Её стали обследовать, сдала анализы… И вот тогда её стали расспрашивать: как долго принимаете наркотики? Какие? И так далее…». Ольга продолжает: «По анализам крови они определили то ли наркотическое, то ли психотропное вещество, я не знаю, как его правильно назвать. Женщина спросила, как ей теперь лечиться. Ей ответили – никак… И родственницы, и её подруга, и все мы были в шоке!».
«Таким образом, налицо одурманивание людей и активизация деструктивных инстинктов человека, направленных на разрушение. Они ведут его к агрессии, немотивированным поступкам и основаны на отрицательных эмоциях, искусственном возбуждении психики. Что, собственно, и нужно было «кукловодам» майдана», – констатирует Запорожцева.
Кроме того, сообщила глава «Союза матерей Украины», эти же технологии применялись к добровольцам «АТО». Многие матери замечали, что через неделю, после того как их ребят забирали в учебку, даже если до этого сын был ярым пацифистом, он становился агрессивным и был готов идти воевать. «Возникающее при этом перенапряжение психики приводит к так называемому «сгоранию», что, собственно, мы и наблюдаем среди участников «АТО»», – говорит она.
Похоже, то, что проблема ветеранов АТО приняла совершенно аномальный (абсолютно беспрецедентный в нашей истории) масштаб, соизмеримый именно с США (притом, что и там вьетнамская и последующие войны были отнюдь не первыми в истории), имеет вполне конкретное объяснение, а слова Авакова про «Общепризнанный международный стандарт» (как и весь его опус) – не более чем попытка скрыть неприглядную правду.
Дмитрий Славский
Комментарии (0)