В понедельник, 22 мая, с официальным визитом в Москву прибывает президент Филиппин Родриго Дутерте. Здесь лидер проведёт четыре дня: у него запланирована масштабная программа, в том числе переговоры с президентом России Владимиром Путиным. Накануне поездки Дутерте рассказал корреспонденту RT Марии Финошиной, почему он пересмотрел политику в отношении Китая и отказался ехать в Вашингтон. По мнению лидера Филиппин, Маниле стоит идти на сближение с Москвой, поскольку россияне «сообразительнее и щедрее американцев».
— С момента вашей инаугурации прошёл уже год. Случилось за этот год что-то такое, чего вы не ожидали, вступая в должность?
— Нет, практически всё, что случилось, было ожидаемо. Я ведь уже лет 40 политикой занимаюсь — и это не считая нынешнего срока. Так что за событиями в стране я следил — и благодаря новостям, и благодаря связям в государственных структурах. Я только не представлял себе масштаба проблемы, связанной с наркотиками.
— Я слышала, что у вас в стране 4 млн наркозависимых людей.
— Конечно, периодически были какие-то сообщения — то здесь, то там становилось известно о каких-то проблемах. Но когда я стал президентом и получил полный доступ к информации, я пришёл в ужас. Оказывается, счёт идёт уже на миллионы! Еще когда я был мэром Давао, я сказал: «Не трогайте мой город! Не трогайте нашу молодёжь! Они наше богатство. У нас нет денег. Большинство из нас — бедные люди. И мы зависим от наших сыновей и дочерей. Именно они будут кормить нас в старости. Мы же тут живём в бедности. У нас нет каких-то специальных домов для престарелых. Вернее, есть, но очень мало. Поэтому старикам нужны дети, которые будут покупать им лекарства, платить за врачей, которые оплатят их похороны. Поэтому не смейте подсовывать нашим молодым людям наркотики! Не губите их!»
Я им сразу заявил: «Я вас убью!» Я им чётко сказал: «Не смейте уничтожать нашу страну, не смейте губить нашу молодёжь. А не то я вас убью». И потом, когда я стал президентом, я сказал: «Не смейте губить филиппинскую молодежь. Я президент, заботиться о людях — это моя прямая обязанность. Не смейте губить мою страну. Из-за вас у нас не будет никакого роста. У нас тут столько преступников!» И когда я так сказал, они прекратили этим заниматься.
Когда я был мэром, я им сказал: «Я не полицейский. Но я, как мэр, отвечаю за свой город». И вот теперь я стал президентом. Я не какой-то диктатор, я не полицейский. Я просто отдаю приказы. Но теперь я отвечаю за страну. И если я вижу, что моя страна гибнет, я не могу просто так на это смотреть. И я дал своим людям чёткий приказ: идите и поймайте их. Поймайте всех этих наркобаронов. Если можно их взять живыми — возьмите живыми. А если будут сопротивляться, если будет угроза для жизни полицейских или военных — просто убейте их. Дело в том, что в прошлом именно это и останавливало нашу полицию и военных. Они всегда боялись, что их потом будут обвинять в нарушении прав человека.
На самом деле права человека — это просто предлог, который США и страны Евросоюза используют, чтобы вмешиваться во внутренние дела других стран.
— Мы еще вернёмся к этому вопросу чуть позже, а сейчас я хотела спросить вот о чём. Получается парадоксальная ситуация: с одной стороны, вы пытаетесь защитить людей, защитить молодёжь, а с другой — от ваших действий могут пострадать ни в чём не повинные люди, и вы сами признавали этот факт в одном из интервью. Вы считаете, что допустимо идти на такие жертвы?
— Да, так всегда бывает во время военных конфликтов. В вашей стране происходит то же самое. Всегда, когда идут боевые действия, когда полиция и армия проводят операцию, есть случайные жертвы среди мирного населения. Это не значит, что полицейские или военные совершили какое-то преступление. Они же стреляют из автоматов! И в них стреляют из автоматов! А когда стреляешь очередями, неизбежно какие-то пули попадают в стены домов или улетают куда-то дальше. Но ведь вся эта стрельба всё равно ведётся в контексте противостояния между силами правопорядка и преступниками. Так что, если во время операции погиб мирный житель, тут уж ничего не поделаешь. Государство, конечно, выплачивает его родственникам компенсацию. Но ведь и американцы делают то же самое! Когда они бомбят какую-нибудь страну, они используют настолько мощные бомбы, что в результате взрывов всегда гибнут мирные люди.
— Америка — это Америка, а вы — это вы. Вам не жалко этих людей?
— Но мы же с вами сейчас говорим об ответственности за действия военных. Когда американцы сбрасывают свои бомбы, они, получается, ни за что не отвечают, а я, допустим, не такой большой человек, поэтому я должен отвечать, да? Они же иногда целую деревню могут уничтожить — и никто им даже слова не скажет! Когда американцы напали на Ирак, что они говорили? Что у Ирака есть оружие массового поражения. Они вторглись в Ирак, и столько народу там в итоге погибло! Где же справедливость?
— Получается, жертвы неизбежны?
— Я просто хочу сказать, что правила должны быть едины для всех. Не должно быть такого, чтобы для одной страны действовали одни стандарты, а для других — другие. Все должны быть в одном и том же положении.
— Именно поэтому у вас испортились отношения с американцами?
— Да. Потому что они отказываются войти в моё положение, хотя сами делают то же самое, только в гораздо больших масштабах. Помните, например, как американцы напали на Панаму? Панама — это суверенное государство в Центральной Америке. И что они сделали? Они вторглись в Панаму, захватили её, арестовали президента, вывезли его и посадили в тюрьму в Нью-Йорке. Его судили в американском суде и признали виновным. Этих захватчиков как-нибудь наказали?
А почему они вторглись в Панаму? Это всё было из-за наркотиков. Получается, им из-за наркотиков можно напасть на другую страну, а я что? Я, между прочим, ни на кого не нападаю. Я просто борюсь с преступностью в собственной стране. Я ни на кого не нападаю.
Понимаете, в мире всё устроено очень несправедливо: те, кто посильнее, могут делать всё что угодно. Если им показалось, что у кого-то есть оружие массового поражения, они могут спокойно взять и напасть на эту страну. А я — я вообще никого не трогаю! Я даже в Америку не езжу! И меня ещё ругают за то, что у меня тут убили каких-то преступников!
— С прежней американской администрацией отношения у вас не сложились. Готовы ли вы попробовать выстроить отношения с чистого листа с администрацией Трампа?
— Собственно, запись нашего разговора есть в открытом доступе. Я сказал: «Господин президент, меня зовут Родриго Дутерте, я президент Филиппин. Я хотел бы поздравить вас с победой на выборах». И он ответил: «Я очень рад, что вы позвонили. Вы всё правильно делаете. У нас в стране тоже проблемы с наркотиками». И всё такое. И вы, наверное, слышали заявление, которое было где-то три-четыре дня назад. Они объявили, что намерены самым жёстким образом бороться с наркотиками. А ведь я, когда баллотировался, говорил слово в слово всё то же самое! Я тоже так говорил: «Самым жёстким образом». Я обязан защищать ни в чём не повинных людей, чтобы страна процветала и жила в мире. Если я позволю этим преступникам подмять под себя всю страну, что с нами будет через десять лет? У нас и так уже сегодня 4 млн наркоманов!
— Не знаю. Возвращаясь к теме США: Дональд Трамп пригласил вас посетить Белый дом, и вы сказали, что вам некогда.
— Да, я сказал, что очень прошу меня извинить, но я очень занят. И это правда. Я с самого начала так говорил. Вы, наверное, знаете, что в ходе предвыборной кампании американцы меня очень сильно критиковали. Причём это было во время предвыборной кампании! В такой ситуации вообще нельзя говорить ничего, что может как-то помочь или помешать кому-то из кандидатов, может как-то повлиять на исход выборов. В стране идут выборы, а вы пытаетесь повлиять на общественное мнение, на мнение избирателей. И что у них теперь там творится? Теперь говорят, что Трамп не должен был разговаривать с кем-то там насчёт «Исламского государства»*. Что это такое? Вот я, например. Я могу хоть сейчас поговорить с кем угодно и рассказать, что я думаю по поводу «Исламского государства». Что у них в этой Америке вообще происходит?!
— И что вы думаете по поводу этой ситуации?
— Я не понимаю, если они обсуждают глобальную проблему, почему Трамп не может сказать Путину или кому-то ещё из российского руководства: «У нас с вами общая проблема, поэтому давайте обсудим нашу стратегию. Расскажите, как вы собираетесь с этой проблемой бороться?» Какая от этого может быть угроза национальной безопасности? Не понимаю. Люди обсуждают глобальную проблему — терроризм. От этого пострадали и США, и в вашей стране тоже была Чечня, и потом был этот случай, когда террористы захватили заложников в театральном центре, а вашим спецслужбам пришлось применить специальный газ, потому что другого выхода не было. Это же террористы!
— Выходит, надежды на улучшение американо-филиппинских отношений пока нет?
— Лично я ничего против США не имею. Это нормальная страна. Дональд Трамп — мой друг. Но мы изменили наш внешнеполитический курс. Раньше мы были прозападной страной. А теперь мы заключили деловой союз с Китаем, и я надеюсь, что с Россией у нас тоже установятся хорошие деловые отношения. Почему так? Потому что весь западный мир — страны Евросоюза и все остальные — ведёт себя лицемерно. Например, Евросоюз выделил нам грант на 200 млн. По условиям гранта эти деньги могут быть потрачены только на улучшение ситуации с правами человека, всё такое. Я им ответил: «Спасибо, не надо. Не нужен там такой грант».
— Получается, когда вы говорили, что американцы должны уйти из вашей страны, вы действительно имели это в виду?
— Да. Только я не совсем так сказал. Я говорил про американских военных. Я сказал, что я добьюсь этого до конца своего президентского срока. У меня осталось в запасе ещё пять лет — если, конечно, ЦРУ меня раньше не прикончит.
— Вы довольно часто говорите о возможности покушения. Вы действительно думаете, что такое возможно?
— Американцы же практикуют такое. Вас это разве удивляет?
— Вы опасаетесь за свою жизнь?
— Если они могут схватить президента, вывезти его из его собственной страны и устроить ему суд в США, то о чём тут вообще говорить?
— Вы не опасаетесь, что ваш отказ ехать в США может быть воспринят как знак неуважения?
— Так они сами всё это начали! Это не я начал.
— Что нужно, чтобы ваши отношения наладились? Вы ждете, чтобы они принесли вам извинения?
— Нет. Это мне не нужно.
— А что тогда?
— Для меня достаточно того, что я уважаю Трампа, он мой друг, мы ждём его в гости в ноябре. Но если говорить об оружии или о совместной борьбе против «Исламского государства», то я могу сказать, что меня очень воодушевляют наши предварительные договорённости с Дмитрием Медведевым и с президентом России Путиным. Я надеюсь, что мы сможем конвертировать их во что-то более практическое. А если что, то я всегда могу обратиться к китайцам.
— Как это воспримет филиппинское общество? Ведь у филиппинцев исторически сложились очень тесные связи с США. Ваш народ вас поддержит?
— Если кто-то и должен на что-то жаловаться, то это я должен жаловаться. Почему они напали на нашу страну 50 лет назад? Они сидели на нашей земле и пользовались всеми её богатствами. И теперь они хотят, чтобы я был доволен?
— Я чувствую, что вас это очень сильно возмущает. Это что-то личное?
— Нет, в этом нет ничего личного. Это история. Когда я говорю, что это причиняет боль, я имею в виду не то, как болит палец, например. Это совсем другое. Если вы относитесь ко мне, как будто я всё ещё ваша колония, — это, видимо, какая-то шутка. С какой стати я должен позволять вам относиться ко мне как к своему представителю, как к губернатору своей колонии? У нас независимая страна. Мы выживем, мы всё это переживём, даже если нам придётся голодать. Но я хочу, чтобы к моей стране относились с уважением.
— Можно задать вам личный вопрос?
— Да.
— Два года назад вы шокировали все СМИ, рассказав, как над вами надругался священник, когда вам было лет 14—15. А позднее вы даже назвали имя этого священника. Это американец.
— Он это делал не только со мной, но и со всеми учениками. Пострадали и те, кто учился до нас, и те, кто учился после нас.
— Когда вы рассказали об этом, вам было 70 лет. Почему вы решили рассказать об этом спустя 50 лет?
— Я сделал это потому, что всё это замалчивается. Мы всюду слышим, что священники совершают подобные преступления. В одном итальянском подпольном фильме — я уверен, что вы его видели, — даже показывали, как священники бегают голыми. А они даже не хотят это расследовать. Таких людей не осуждают — они вообще ничего не делают. Нам показывают, что священники и религиозные люди совершают недостойные поступки, но всё это преподносится как шоу. Что это? Либерализм? Или просто нежелание осуждать своих соотечественников? Или дело в том, что все пострадавшие были аборигенами? Да что о них вообще беспокоиться?! Нас всегда считали аборигенами. А иногда к нам вообще относились как к обезьянам.
— Для вас важно, что это был американец?
— Я не знаю. Я рассказал об этом, потому что я считаю всех священников дураками. Они и правда дураки. Вы знали об этом? Есть книга, в которой описаны все их выходки. Она называется «Алтарь тайн». Принесите мне один экземпляр. Я вам его подарю.
Она представляет собой запись конференции священников. Я вам её дарю. Прочитайте и поймёте, насколько развращена наша католическая церковь. Кстати, я верю в Бога. Я искренне верю в Бога, я доверил свою судьбу Богу. Но священники… Пусть стоят у алтаря, а не занимаются чем попало. Почитайте, почитайте.
— У вас в стране ведь много церквей?
— Да, но я больше не верю священникам. Я верю в Бога, но если вы скажете, что я должен делать то, что мне велит священник, — нет уж. Я отвечу, что вы все идиоты. Ведь именно конфедерация священников выступила с критикой в мой адрес. Я им сказал: «Послушайте, вы, идиоты, я расскажу вам свой секрет. В молодости мы ходили исповедоваться. По пятницам все католики ходят исповедоваться и причащаться. Сначала он спрашивал: «В чём ты согрешил, сын мой?», а потом начинал нас лапать. И так было со всеми, кто приходил на исповедь, не только со мной. Это и есть совращение малолетних.
— Почему вы молчали более 50 лет?
— Знаете, когда мы были маленькими, мы не думали, что в этом есть что-то плохое. И только когда все классы собирались вместе раз в год, мы начинали обсуждать это и смеяться над этим. Кроме того, такое происходит не только на Филиппинах, а повсюду.
— Да, повсюду.
— Это есть и в США. Тот священник, которому приход в Лос-Анджелесе выплатил $25 млн в качестве компенсации, — он был приходским священником. Это тот самый священник. Почитайте потом его биографию. Последним местом, где он служил, был остров Минданао. Он служил там с иезуитами.
— Может ли это каким-то образом отразиться на вашем отношении к церкви?
— Да нет, это просто отрицательный опыт. Мы даже смеялись над этим. Мы ведь тогда были совсем маленькими и не понимали, что происходит.
— Я спрашиваю, может ли это повлиять на ваше отношение к церкви.
— Да, может.
— Планируете ли вы осуществить какие-либо реформы?
— Да. Католическая церковь на Филиппинах нуждается в реформировании. Если бы все студенты колледжей прочитали эту книгу, католической церкви пришлось бы ещё десять лет отмываться. То же самое в США. Я иногда раньше ездил в Америку и ходил с женой в церковь. Моя жена раньше работала в США медсестрой. Там в церкви было всего человека три — мексиканцы и филиппинцы. Люди начинают иначе относиться к церкви.
Я думаю, что близок тот день, когда религия перестанет иметь какое-либо значение для людей. Зачем нужно ходить на исповедь и рассказывать о своих грехах какому-то идиоту? Ведь можно в любой момент обратиться к Богу и сказать: «Прости меня!» Зачем нужно рассказывать о своих грехах на ушко другому человеку? Это же бред. Я сказал, хватит.
Какой смысл рассказывать о своих грехах человеку, если можно обратиться к Богу напрямую и сказать: «Господь, прости меня за мои грехи»? Я не очень религиозный человек, но я всё же верю в Бога. Я верю, что где-то там есть кто-то более всемогущий, чем мы, люди.
— Давайте перейдём к совершенно другой теме.
— Давайте.
— Вы только что вернулись из Китая...
— Да.
— Сейчас отношения между Филиппинами и Китаем стали значительно теплее, чем раньше, при вашем предшественнике. Более того, никто не ожидал, что они станут настолько тёплыми. Вы не отправились в плавание по островам Южно-Китайского моря с филиппинским флагом и не стали его там поднимать, как обещали. Это тактический ход или изменилась ваша стратегия?
— Знаете, если это звучит настолько нелепо, значит, это была шутка. Я очень люблю шутить. Если бы вы жили на Филиппинах, вы бы знали, что из каждых пяти предложений, которые я говорю, половина — шутка. Это же бред. Я люблю шутить, я хочу, чтобы эта практика распространилась по всей стране. С чего бы я стал разъезжать на гидроцикле? Я бы, наверное, отправился в плавание на военном корабле. Вы можете представить, как я еду на гидроцикле с автоматом подмышкой?
— Но ведь вы и на корабле туда не отправились. Вместо этого вы прибыли в Китай.
— Нет, я собирался туда поплыть, но Китай попросил меня пока этого не делать, поскольку это могло бы подать неверный сигнал, и тогда представители всех стран, кто претендует на воды Южно-Китайского моря, тоже отправились бы туда. Ради дружбы с Китаем я согласился этого не делать. Это всё шутка. Если бы я отправился туда как президент, я бы поплыл на военном корабле.
— Я понимаю, разумеется. Однако это определённым образом характеризовало ту политику, которую вы собираетесь проводить в отношении Китая. Люди ожидали, что это будет жёсткая политика.
— На самом деле, я был очень откровенен с ними. Мне сказали, давайте обратимся в арбитражный суд. Я пошёл ещё дальше. Один из официальных представителей Китая, имя которого я не могу назвать, сказал мне: «Мы можем быть друзьями». Я сказал: «Я хочу начать бурить прямо сейчас». Он сказал мне: «Пожалуйста, не делайте это». Я спросил: «Почему?» Он ответил мне: «Тогда мы будем не друзьями, а врагами, и дело может даже дойти до войны».
— И что?
— И что?! Вы хотите, чтобы я начал воевать с Китаем? Может быть, у меня есть крылатые ракеты, чтобы атаковать их? Есть ли у меня ракеты, чтобы ответить на их удар? Всё это закончится кровавой бойней. Давайте не будем всё время говорить об арбитражном суде. Всё сводится вот к чему: вы говорите — это моё, а говорю — моё. А потом кто-то третий скажет, мол, ну хорошо, это твоё. И что дальше? Я, что, дурак?
— То есть потому, что Филиппины слабее Китая, в том числе в военном плане, вы ничего не можете поделать?
— Мы можем вернуться к этому позже. Но не сейчас, потому что сейчас все пытаются заявить права на часть территории. Возможно, когда наступит спокойное время, которое будет благоприятствовать переговорам. В том числе и по поводу возможностей совместной добычи. Но не сейчас.
Продавливать сейчас ничего не надо. Ещё не время. Потому что, как я уже сказал, сейчас все, кто могут, предъявляют свои права. На острове Титу, как я говорил, мы с 1974 года, нам надо просто поддерживать там своё военное присутствие. Потом мы заявим на него свои права. Я не хочу вступать ни с кем в войну. Но я должен настаивать на нашем присутствии там, потому что мы занимаем его уже много лет.
— Господин президент, последний вопрос об «Исламском государстве». Я встречалась с сотрудниками частных военных предприятий в США в 2015 году...
— Blackwater?
— Да, с частными военными компаниями. Они называют себя добровольцами. Они мне рассказали, что проходят военную подготовку с целью ведения борьбы с ИГ на Филиппинах. Это было в 2015 году, и тогда президент многократно утверждал, что на Филиппинах нет «Исламского государства». И сегодня, два года спустя...
— Да. Я вам отвечу.
— ...ИГ заявляет, что готовит теракты в Маниле в ближайшие недели в честь Рамадана, так что понятно, что на Филиппинах существует присутствие ИГ. Как вы считаете?
— Да, есть группировка, которая обезглавила ряд иностранных граждан на глазах у всего мирового сообщества. Я думаю, так они хотели заявить о себе и получить признание со стороны «Исламского государства». Хотя «Исламское государство» никого никогда не признавало. Они хотели признания и заявили о себе как о подразделении ИГ.
Это началось только в этом году, когда они провозгласили эмиром своего лидера, Иснилона. И с южной оконечности острова Минданао он уже перебрался в центральную часть Минданао. По этому вопросу я думаю так. Когда борешься с экстремистами, их численность — это не главное. Это не армия. Это группа людей, намеренных уничтожать человеческие жизни. Если бы мне надо было перейти к военным действиям, мне бы понадобилось высокоточное оружие, чтобы наносить по ним высокоточные удары и избежать жертв среди гражданского населения.
— Собираетесь ли вы покупать оружие у России?
— Я знаю, что у России есть оружие. Я ещё не принял никаких решений, но я думаю, что россияне сообразительнее американцев, так что...
— Сообразительнее?
— Да. Я думаю, они гораздо тщательнее и с большой точностью всё продумывают. Так что, как я и сказал, поскольку россияне сообразительнее американцев, я обращаюсь к России. Причём россияне не только сообразительнее американцев, они ещё и щедрее на помощь.
— А как насчёт ИГ? Как вы считаете, боевики «Исламского государства» здесь, на Филиппинах, — это явление, имеющее местные корни, или же завезённое?
— У нас были выявлены несколько человек европейской внешности — порядка шести террористов были схвачены или убиты. В основном это выходцы с Ближнего Востока.
— Понятно. И как вы собираетесь бороться с терроризмом? Это задача, с которой многие страны так и не смогли справиться.
— Я бы не сказал, что мы не можем с этим справиться. Мне кажется, нам удалось взять ситуацию под контроль. Это ведь состояние ума, и так просто от этого явления не избавиться. Поэтому террористов нужно уничтожать, а на тех, кто ещё не присоединился к ним, тех, кто не разделяет взглядов ИГ, нужно воздействовать убеждением. Тогда, возможно, нам удастся свести уровень насилия к минимуму. Но ведь у каждого поколения всегда есть свои проблемы. Например, Вторая мировая война. Или Европа.
Меня сейчас критикуют, говорят, что у нас тут гибнут люди. 10 тыс. человек уже погибли. А помните, что творилось во время Первой мировой войны? Европейские страны устроили войну, в которой погибли 15 млн человек. У них тогда совесть была не такая, как сегодня? Это те же самые европейцы. Когда австрийский эрцгерцог Фердинанд был убит, началась война, в которой погибли 15 млн европейцев. И теперь европейцы так возмущаются по поводу того, что у нас тут погибла тысяча-другая человек? Почему? У европейцев тогда совесть была какая-то другая — не такая, как сейчас? Мы же не жаловались, когда они друг друга убивали!
— Так что вы хотите сказать?
— Что нужно быть реалистом. У каждого поколения есть свои серьёзные проблемы. Чтобы их решить, приходится идти на серьёзные меры. И иногда приходится действовать жёстче, чем хотелось бы, потому что ты хочешь быть уверен, что страна в безопасности.
Если ради безопасности страны нужно убить на одного человека больше, то это нужно сделать. Это нужно сделать, понимаете? Если ради того, чтобы люди жили в безопасности, нужно убить ещё 100 человек, а вы не в состоянии принять такое решение, то вы недостойны быть главой государства.
— Вы часто жалуетесь, что журналисты пишут неправду про вас и вашу политику. Как бы вы описали себя?
— Да, я действительно воюю с журналистами, потому что у нас в стране СМИ контролируются олигархами. Например, у нас есть газета Inquirer. В своё время им выделили в пользование участок земли в Макати сроком на 25 лет. Это очень дорогая недвижимость. Сначала Маркос им передал эту землю на 25 лет, а потом Кори Акино продлила это соглашение ещё на 25 лет. А теперь они не хотят эту землю отдавать! Когда власти потребовали землю назад, суд наложил запрет. Я был просто в ярости. Я сказал этим судьям: «Подумайте как следует, что вы делаете. Не разочаровывайте меня. Не нужно превращаться в грабителей, которые отнимают у людей их собственность». Эта газета, Inquirer, владеет предприятием Dunkin' Donuts, а те уже давно недоплачивают налоги и задолжали уже $1,5 млрд. А налоговая инспекция во времена Акино насчитала им всего $8,4 млн!
— Похоже, вам предстоит решить множество проблем.
— Да, в том числе и проблему с богачами и олигархами. И я намерен изъять у них всё имущество, принадлежащее филиппинскому народу, нравится им это или нет. И я их предупреждал: «Не доводите до того, чтобы я полностью потерял веру в суды и просто забрал у вас всю эту собственность».
— Итак, журналисты пишут про вас неправду. А как бы вы описали себя? Кто такой Родриго Дутерте?
— Государственный деятель. Я работаю на благо народа.
— Большое спасибо, господин президент, за уделённое нам время, желаю вам удачи, перед вами стоит столько задач, и я желаю вашему народу процветания и мира.
— Спасибо. И когда мы достигнем настоящего процветания, приезжайте к нам ещё, чтобы насладиться всем тем, что наша страна может предложить, всеми достопримечательностями и остальным. Я приглашаю всех россиян. У нас очень гостеприимный народ и много солнца.
* «Исламское государство» (ИГ) — террористическая группировка, запрещённая на территории России.
Комментарии (0)