Утиный тест гласит, что если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, скорее всего, и есть утка. Если использовать этот тест в поисках потенциального ядерного агрессора, то вот что получится. Одна страна первой создала ядерное оружие, первой применила ядерное оружие и первой разработала план ведения ядерной войны против СССР (план Dropshot, утверждён Комитетом начальников штабов 19 декабря 1949 года). Весь мир знает название страны, несущей всему миру ядерную угрозу. Конечно же, это… Россия.
И вот опять... Bloomberg сообщает о том, что разведслужбы США и стратегическое командование Пентагона по поручению конгресса приступили к разработке новой программы оценки способности России и Китая пережить ядерный удар.
А что же мы? Мы продолжаем указывать человечеству на очевидное, публикуя тысячи статей и выпуская сотни телепрограмм. Мы как будто оправдываемся, говоря: «Видите, ну ведь не мы же строим все эти планы». А вот чего мы точно не делаем — так это не пробуем таки применить все эти планы к себе.
Ну, быть может, в Министерстве обороны и Совете безопасности пробуют. Но мы — как общество — относимся к идее возможной ядерной войны равнодушно. Просто потому, что считаем её невозможной. Они там строят планы и проверяют нашу способность противостоять — а мы используем ядерный апокалипсис разве что в качестве смешного изобразительного элемента в шутках о кризисе экзистенциального восприятия мира. Нам интереснее, что будет, когда уйдёт Путин. А что будет, когда над Москвой взорвётся водородная бомба, нам совершенно неинтересно.
А вот они рефлексировали на эту тему с самого начала — то есть с появления ядерного оружия у СССР. С разрушения ядерной монополии США. Первый американский постапокалиптический фильм на эту тему вышел в 1951 году и назывался «Пять». Через четыре года вышел фильм Роджера Кормана «День, когда Земле пришёл конец». Ещё через пять лет — знаменитый «На берегу» Стэнли Крамера.
А что же в это время у нас? А у нас «Поднятая целина», «Максим Перепелица», «Укротительница тигров» и «Мистер Икс». Первый советский фильм о ядерной войне — «Письма мёртвого человека» — вышел только в 1986 году. Причём он был очевидным ответом на ядерную фобию, охватившую Запад в начале 1980-х и выразившуюся в масштабных кинокартинах «На следующий день» и «Нити». Но так сложились неисповедимые Господни пути, что фильм «На следующий день» стал не столько фильмом о последствиях ядерной войны, сколько фильмом о том, чего мы избежали, но могли бы и не избежать в Чернобыле.
То есть советские люди на тему ядерной войны вообще никогда особенно не задумывались. А американские размышления на эту тему всегда воспринимали именно как признак готовящейся агрессии — о том же фильме «На следующий день» в советских новостях рассказывали как об очередном преступлении американской военщины.
Но советские люди хотя бы умели надевать противогаз и знали команды «Вспышка слева» и «Вспышка справа». И знали, как именно нужно упасть после этих вспышек. Мы знали поражающие факторы ядерного взрыва! Современные русские дети не знают и этого. Мы живём, пребывая в абсолютном убеждении, что ядерная война — это такой драматургический спецэффект в кино, и не более.
В этом парадоксальном огораживании должна быть какая-то внутренняя, подсознательная, фрейдистская логика. И она, разумеется, есть. Мы создали ядерное оружие как политический инструмент. И никогда не планировали его военного применения. То есть генералы, может быть, и планировали — это их работа, но политическое руководство никогда об этом не задумывалось. А в 1970-х Леонид Брежнев и вовсе декларировал, что СССР никогда не применит ядерное оружие первым. Вместо этого мы первыми в мире создали ядерную энергетику и использовали ядерные взрывы в хозяйственных целях. Мы не думали об атомной войне, потому что не верили в неё. А не верили в неё потому, что не собирались её начинать.
Американцы всегда планировали её начать. Они чуть было не начали её во время Карибского кризиса. Количество планов ядерной войны против СССР, опубликованных Архивом национальной безопасности США при Университете Джорджа Вашингтона, уже и сейчас не сосчитать. А сколько их ещё не рассекречено. Американцы применяли ядерное оружие и видели своими глазами, к чему это привело. И именно поэтому ядерной войны так много в их искусстве. В любом — от самого массового до самого элитарного. Именно поэтому ядерной войны так много в их быту — все эти индустрии строительства бункеров и создания неприкосновенных запасов. Они боятся ядерной войны, потому что они её видели и знают о себе что-то такое, чего не знаем о себе мы. Во всех их фильмах об атомной войне они начинают её сами.
Кстати, хорошая иллюстрация к этому тезису: автор самого яркого современного русского постапокалиптического романа «Метро 2033» Дмитрий Глуховский является последовательным противником агрессивной политики России и жёстким критиком правящего режима.
Мы же — ватные и агрессивные в глазах таких, как Глуховский, — продолжаем осмысливать войну, закончившуюся 70 лет назад, и не собираемся прекращать это делать. От возможной грядущей войны наше сознание полностью закрыто.
И в связи со всем этим хорошо бы задаться двумя простыми вопросами. Первый из этих вопросов банален и ответа не требует: почему при всём вышеизложенном весь мир считает агрессором Россию, а не США?
А вот второй вопрос куда менее традиционен: быть может и нам тоже стоило бы как-то осмыслить возможное? Не дай бог, конечно. Не в смысле строительства бомбоубежищ и бункеров — об этом пусть болит голова у начальства. А просто попробовать представить себе Москву после ядерного удара. И внутренне ужаснуться.
Хотя лично мне, признаться, совершенно не хочется этого делать. Именно из фрейдистских соображений.
Максим Кононенко
Комментарии (0)