Григорий Потёмкин был одним из первых государственных деятелей России, предпринявшим шаги по преодолению трагического церковного раскола XVII века. При продвижении компромисса со старообрядцами на первом плане у светлейшего князя, безусловно, стояли государственные интересы, но определённую роль играли и личные переживания.
Летом 1780 года в слободе Знаменка (под Елисаветградом в возглавляемой Потёмкиным Новороссии) старообрядческая община возвела первую церковь, которую освятил лично глава епархии официальной православной церкви. По рекомендации светлейшего князя архиепископ Славянский и Херсонский Никифор Феотоки позволил местным староверам, принявшим решение о воссоединении с РПЦ, совершать старые обряды с использованием старопечатных книг. Для службы во вновь открытом храме архиепископ назначил священника Стефана Попова.
При содействии Григория Потёмкина 11 марта 1784 года был издан высочайший рескрипт, дозволявший старообрядцам, живущим «в белорусском, малороссийском и екатеринославском наместничествах», «службу Божию отправлять по их обрядам». Документ содержал указание местным архиепископам выделить священников для этих богослужений на основании прошений старообрядческих общин. Годом ранее специальный синодальный указ вводил запрет для священников использовать наименование «раскольник» для сторонников старых обрядов.
При учреждении Таврической губернии в 1785 году между Днепром и Перекопом определялись места для поселения старообрядцев, предусматривалась возможность получения общинами староверов священников от таврического архиерея. К Таврической епархии в этих же целях приписывались слободы старообрядцев в Черниговском и Новгород-Северском наместничествах.
В декабре 1787 года Потёмкин-Таврический выделил обширные земли для строительства старообрядческого (Корсуньского) монастыря на территории Екатеринославской и Херсонесской епархий. Монастырю суждено было сыграть важную роль в становлении единоверия — политике воссоединения официальной Русской православной церкви со старообрядцами на условиях компромисса. Потёмкин не просто добился разрешения на строительство монастыря, но и преподнёс ему значительный личный дар. В период, когда светлейший князь занимал пост генерал-губернатора Астраханского и Саратовского на Иргизе (важном поволжском центре старообрядчества), также была предпринята попытка внедрения единоверия.
Фактический соправитель Екатерины Великой принимал активное участие в выработке самих условий сближения официальной Церкви со сторонниками старых обрядов. Потёмкин состоял в переписке с идеологом «соединения» — иноком Никодимом. Князь представил этого известного ревнителя старой веры императрице, обсуждал с ним условия преодоления раскола, стимулировал того к ведению просветительской работы среди старообрядцев. В мае 1784 года эта деятельность прервалась неожиданной кончиной Никодима, однако ряд компромиссных договорённостей князя и инока был реализован на официальном уровне. Среди них — не только разрешение служить по книгам дониконовского издания, но и переиздание их по старой форме. Именно Потёмкин сформулировал концепцию, которая позволила обойти «клятвы» (проклятия), наложенные на «раскольников» официальной Церковью ещё в XVII веке: «Клятвы положены не на обряды, а на тех, кто из-за этих обрядов уклоняется от церкви» [i].
По некоторым данным, Потёмкин почти добился удовлетворения ключевой просьбы старообрядцев — назначения для них Синодом особого епископа [ii]. Однако внезапный отъезд светлейшего в Новороссию помешал завершить этот процесс. Сам Никодим так характеризовал роль Григория Потёмкина в проходивших переговорах: «…еже ли бы не его светлости (Потемкиным) старанием, то бы нам и в прошение входить было весьма не возможно. Но в рассуждении его отеческого старания чаятельно получить милосердие…» [iii]
В современной историографии распространено мнение, что эти действия были обусловлены в первую очередь прагматическими устремлениями Потёмкина по колонизации Новороссии. Однако анализ религиозно-политических деяний светлейшего князя в контексте социальных процессов того времени, а также некоторых фактов его родословной даёт основание полагать, что проблема преодоления церковного раскола сама по себе занимала важное место в его мировоззрении.
С «раскольничьим вопросом» будущий влиятельный сановник столкнулся ещё в начале своей карьеры. В первые годы работы Потёмкина «чиновником за обер-прокурорским столом» (в 1763–1765 годах) императрице и самому Синоду было подано две записки, направленные на ликвидацию притеснений старообрядцев. Вероятно, эти инициативы сыграли важную роль в создании законодательства Екатерины II по интеграции старообрядцев в правовое поле и социально-гуманитарное пространство империи. И, хотя эти документы принадлежали перу обер-прокурора Ивана Мелиссино, без участия доверенного представителя императрицы в Синоде Григория Потёмкина они появиться не могли. При подготовке наказа депутату от Синода в Уложенной комиссии (1767 год) Мелиссино предлагал Святейшему синоду обсудить вопрос о «раскольниках»: «Не следует ли ввиду предупреждения большего зла позволить публично совершать им свои богослужения и иметь собственное духовенство?». Однако церковные иерархи от обсуждения этой инициативы уклонились.
Не вызвали поддержки иерархов и первые шаги по внедрению единоверия в Новороссии. Когда архиепископ Никифор официально уведомил Синод о согласии, достигнутом со знаменскими старообрядцами, его обвинили в нарушении постановлений Московского собора 1666–1667 годов, правил Петра Великого и епископской присяги. Огромное влияние Потёмкина позволяло ему проводить компромиссную религиозную политику и дальше, но она встречала непонимание и у другой стороны примирительного процесса. В 1783 году под обращением к властям стародубских староверов об условиях их воссоединения с официальной Церковью удалось собрать лишь 1200 подписей. Этот показатель составлял только 15% от численности мужского населения старообрядческих слобод Стародубья. Всего же к 1796 году к РПЦ на условиях единоверия в Малороссии и Новороссии присоединились 6524 человека обоего пола.
Таким образом, внедрение единоверия явилось весьма ответственным и рискованным экспериментом. Необходимость его осуществления губернатором новороссийских земель не была очевидной, так как масштабы старообрядческой колонизации региона и без того оказались внушительными.
В 50–70-х годах XVIII века происходил существенный прирост старообрядческого населения в Причерноморье на основе лишь социально-экономических преференций и административных мероприятий. Раздача земель, налоговые льготы, право свободного вероисповедания привели в окрестности новороссийского Елисаветграда старообрядцев из польских владений ещё в правление Елизаветы Петровны. В 1775 году численность сторонников старой веры в Елизаветградской провинции составила более 12 тыс. человек. Этот показатель сопоставим с количеством жителей в крупнейшем зарубежном (на тот момент) центре «ревнителей древнего благочестия» в белорусском местечке Ветка. К нач. 1770-х годов старообрядцы были третьей по величине социально-демографической группой населения в западной провинции Новороссии (после военнослужащих и украинских крестьян), составляя 15% жителей. Староверы заселяли новороссийские земли и к востоку от Днепра. В 1773 году здесь проживало более 107 тыс. душ обоего пола. Из них 36,3% составляли великороссы. Не меньше половины из всех русских были старообрядцами.
Необходимо учитывать, что действия светлейшего князя в отношении единоверия предпринимались в весьма сложный для старообрядчества период. Ещё свежи были воспоминания о Пугачёвском восстани, и, хотя версию о «раскольничьем» заговоре как причине мятежа следствие отвергнуло, многие помнили, что на первых знамёнах восставших изображались восьмиконечные старообрядческие кресты. Общеизвестна и популярность требований свободы старой веры в ряде регионов, охваченных Пугачёвщиной. После подавления восстания властями были изданы ряд правовых актов, пронизанных недоверием к старообрядцам. Деятельность Потёмкина по распространению единоверия в Новороссии в нач. 1780-х годов контрастировала с общеимперской религиозной политикой. В то же время эти шаги стали предвестием нового потепления в отношении властей к старообрядческим общинам и в особенности к тем из них, кто решил воссоединиться с официальной Церковью.
Вышеизложенные действия характеризуют Потёмкина-Таврического как неординарного политического деятеля, сыгравшего важную роль в религиозной политике России XVIII века. В религиозных делах, как и в других общественных сферах, его отличало понимание стратегических интересов государства, готовность идти наперекор даже глубоко укоренившимся социальным стереотипам. Безусловно, на первом плане у Потёмкина в продвижении компромисса со старообрядцами стояли государственные интересы, но определённую роль играли и личные переживания князя.
При рассмотрении родословной Григория Потёмкина исследователи, как правило, фокусируют внимание на личности военного и государственного деятеля второй пол. XVII века дипломата Петра Ивановича Потёмкина. Именно он представляется как самый известный предок светлейшего князя. Руку к такому восприятию своей родословной приложил и сам Григорий Александрович. В 1791 году он получил из Англии портрет двоюродного прапрадеда, написанный знаменитым художником Готфридом Кнеллером (Годфри Неллером). Картина находилась в покоях Григория Потёмкина в Зимнем дворце, с неё сделали гравюру и живописную копию.
Однако Григорий Потёмкин не являлся прямым потомком дипломата Петра Потёмкина. Он принадлежал к другой ветви рода. Родным прапрадедом Григория Потёмкина был не менее яркий деятель эпохи правления царя Алексея Михайловича — Семён Фёдорович Потёмкин. Правда, в историю России он в большей мере вошёл под монашеским именем — Спиридон. Вот как характеризует его крупный исследователь церковного раскола французский славист Пьер Паскаль: «…уроженец Смоленщины, аристократ по рождению, он получил в польских школах западное образование, чрезвычайно редкое в то время в Московском государстве. Он знал греческий, латинский и польский языки, изучил довольно хорошо диалектику, риторику и богословие… кое-где он даже цитировал Талмуд. Но он полностью сохранил свою приверженность к православным традициям. После взятия Смоленска царём Алексеем он прибыл в Москву, может быть, даже против своей воли. Будучи дядей Фёдора Ртищева, расположение двора к которому всё усиливалось, он также мог бы достичь при дворе или на дипломатическом поприще блестящей карьеры, но он предпочёл посвятить себя изучению религиозных вопросов».
Во время малоизученного смоленского периода жизни Семён Потёмкин имел семью, воспитывал трёх сыновей: Александра, Самуила и Силу. Правнуком Силы Семёновича являлся Григорий Потёмкин. Вероятно, в Москву Семёна Потёмкина вызвали для преподавания в школе при Андреевском монастыре, где юные аристократы обучались греческому, латинскому и славянскому языкам, риторике и философии. В Москве Семён Потёмкин принял монашеский постриг и был назначен архимандритом Покровского монастыря, основанного в 1656 году на личные средства царя. Спиридон являлся одним из непримиримых противников церковной реформы Патриарха Никона. Лидеры старообрядческого движения (в том числе Иоанн Неронов, протопоп Аввакум) бывали в Покровском монастыре у «богомудрого старца». После издания книги «Скрижали» Никона, обосновавшей проводимую реформу, Спиридон вступил в полемику с Патриархом, которая отразилась на страницах сочинения под названием «Книга о правой вере».
Современные исследователи характеризуют «Книгу» как труд, лёгший в основу старообрядческой идеологии, а самого Спиридона рассматривают в качестве выдающегося русского философа и богослова [xii]. Сочинение Семёна Потёмкина состояло из 11 «слов» (глав), которые распространялись в большом количестве списков как отдельные произведения.
В 1662 году с ведома царя Спиридону предложили занять кафедру новгородского митрополита. Однако он решительно отказался: «Лучше бо аз на виселиницу пойду с радостию, нежели на митрополию в новыя книги. Кая ми польза будет в том? Не хощу человеком угождати тленным».
Скончался Спиридон в ноябре 1664 года, а через полтора года в Москве собрался церковный собор, который окончательно оформил раскол и положил начало гонениям на старообрядцев. В нач. XVIII века стараниями игуменьи Памфилии Потёмкиной его имя внесли в синодик московского Новодевичьего монастыря. Ныне же Спиридон почитается как преподобный Русской православной старообрядческой церковью (день памяти — 15 ноября по нов. стилю).
Григорий Потёмкин, по всей видимости, знал о деяниях своего прапрадеда. В связи с этим желание посвятить себя духовным делам, которое он высказывал не единожды, не кажется таким уж экстравагантным. Вместе с тем, воспринимая церковный раскол через призму истории своего рода, Григорий Потёмкин наверняка отчётливо осознал весь трагизм и противоречивость этого явления, невозможность его преодоления репрессивными средствами.
Игорь Иваненко, кандидат политических наук
Комментарии (0)