Сергей Васильевич Максимов (25 сентября 1831 — 3 июня 1901) — этнограф-беллетрист, почетный академик Петербургской академии наук (1900). Он совершил ряд этнографических экспедиций по Владимирской, Нижегородской, Вятской, Смоленской, Могилевской, Витебской, Виленской и другим губерниям, к Белому морю, на Амур, на берега Каспийского моря и на Урал, в результате которых вышел ряд книг. Уже после смерти ученого, в 1903 г., вышел том его этнографического сочинения «Нечистая, неведомая и крестная сила». Представляем весьма интересное описание традиций, связанных с постами на Руси. Что такое «постная» посуда? Как в народе относились к священникам, дающим поблажки в пище во время поста при болезни? Как постились грудные детки и с какого возраста для них начинался пост наравне со взрослыми? Необходимо отметить, что автор наблюдал и записывал обычаи верований как крестьян-старообрядцев, так и приверженцев господствующего вероисповедания — РПЦ. Именно поэтому рядом описаны обычаи «понедельничать» (это старообрядческая традиция) и причащаться девицам без платка с распущенными волосами (традиция древняя, но не прижившаяся у староверов). Публикуем с сокращениями.
Наш народ не только соблюдает посты во всей строгости церковного устава, но идет в этом отношении значительно далее, устанавливая сплошь и рядом свои постные дни, неизвестные церкви. Так, почти в каждом селе, в каждой деревне можно встретить благочестивых старух и стариков, которые «понедельничают», т. е. кроме среды и пятницы постятся и по понедельникам. (Обычай «понедельничать», конечно же, был известен старообрядческой церкви ) Некоторые же в своей душеспасительной ревности доходят до того, что за несколько лет до смерти или перестают совсем есть скоромное, или налагают на себя пост, в частности, никогда, например, не едят мяса, молока, яиц, рыбы; не едят ничего с маслом, будь то скоромное или постное; безусловно, воздерживаются от вина; дают обет никогда не есть яблок, картофеля, не пить квасу и прочее.
Наряду со стариками добавочные посты налагают на себя и девушки, которые «вылащивают» женихов. До какой степени педантично крестьяне соблюдают свои обеты, можно судить по следующему, очень характерному случаю, рассказанному одним священником Вологодской губернии. Какая-то деревенская старушка признавалась этому священнику на духу, что окаянный смутил ее и заставил в пост есть «скором». На вопрос же священника, что именно она ела, старушка поведала, что ела редьку, семена которой перед садкой были рощены в молоке. На том же основании крестьяне считают непростительным грехом пить постом чай с сахаром: чай и сам по себе напиток полугреховный, а с сахаром он считается, безусловно, скоромным, так как сахар, по понятиям крестьян, приготовляется из костей животных.
При таком аскетически-строгом отношении к постам неудивительно, что и молоко матери считается для грудных ребят тоже греховной «скоромью», и еще недалеко ушло то время, когда в крестьянских избах стон стоял от ребячьего крика, так как во время строгих постов грудных детей кормили постной пищей, приказывая матерям не давать им груди. Теперь, к счастью, это обыкновение повсеместно вывелось, и хотя молоко матери по-прежнему признается греховной «скоромью», но грех этот считается небольшим и падает он не на младенца, а на мать. Зато и теперь дети, уже отлученные от груди, обязательно должны соблюдать посты наряду со взрослыми.
Такая же строгость в соблюдении постов предписывается и тяжко больным. Один фельдшер из Тотемского уезда (Вологодской губернии) рассказывал нашему корреспонденту, что никак не мог убедить крестьян, больных кровавым поносом, пить молоко и есть яйца, так как в то время был пост. На все увещания больные отвечали ему: «Святые, вон, еще чаще постились, да дольше нас грешных жили, а Исус Христос сорок суток подряд ничего не ел». Вообще крестьяне и крестьянки, особенно из числа пожилых, радеющих о спасении души, скорее решатся умереть, чем «опоганить душу» скоромной пищей, и только молодые в редких случаях уступают настояниям врачей и фельдшеров, да и то не иначе, как с разрешения духовного отца, который тщательно взвешивает, насколько болезнь серьезна и насколько постная пища может быть опасна для здоровья больного. При этом не лишне будет заметить, что если разрешение дается легко, то крестьяне теряют уважение к такому священнику, как стоящему не на высоте церковных требований и способствующему своими поблажками тому «легкому» отношению к постам, какое свойственно только избалованным господам. «Нынче, — говорят они, — только нам, мужикам, и попоститься-то, а ученые да благородные постов соблюдать не будут — им без чаю да без говядины и дня не прожить».
Применительно к такому взгляду на посты, каждая деревенская хозяйка считает своим долгом иметь «постную» посуду, т. е. особые горшки, миски и даже ложки, предназначенные исключительно для постных дней. Правило это соблюдается настолько строго, что богобоязненная баба ни за что и ни под каким видом не даст в своем доме поесть скоромного «даже проезжему»: «Мне страшно, как увижу, что в пост едят скором», — скажет она в свое оправдание. Исключение делают разве для «нехристей» — цыган, татар, немцев, да пожалуй для господ — но и в таком случае посуда, из которой ели скоромное «нехристи», долгое время считается как бы оскверненной, и хозяйки не велят домочадцам есть из нее, «пока татарин не выдохнется». (Здесь, по всей видимости, описываются традиции старообрядцев-беспоповцев).
Кроме воздержания в пище, крестьяне считают необходимой принадлежностью поста и половое воздержание: считается большим грехом плотское сожительство с женой в постное время, и виновные в таком проступке не только подвергаются строгому внушению со стороны священника, но выносят немало насмешек и от своих односельчан, так как бабы до тонкости разбираются в таких вещах и по дню рождения младенца прекрасно высчитывают, соблюдали ли супруги «закон» в посты. Особенно зорко следят бабы, чтобы «закон» соблюдался деревенским причтом: считается несмываемым срамом для всей деревни, если в беззаконии будет изобличен пономарь, дьячок, дьякон, а особенно священник. Следя строго за собой, взрослое население неослабно следит и за деревенской молодежью, наблюдая, чтобы в посты отнюдь не было «жировни», чтобы парни и девушки не затевали игрищ и ни под каким видом не смели петь мирских песен, не говоря уже о плясовых и хороводных. Вместо этих песен молодежи предоставляется петь так называемые «стихи», по характеру своему близко подходящие к старообрядческим «псалмам». Все эти стихи отличаются своим грустным, монотонным напевом, близко подходящим к речитативу, — по содержанию же большая часть стихов носит характер религиозный или нравоучительный. Для образца приводим один из таких стихов.
– Мати-Мария,
Где ты спала, ночевала?
– В Божьей церкви, во соборе
У Христа-Бога на престоле.
Мне приснился сон страшный,
Будто я Христа-Бога породила
В пелену его пеленала,
В шелковый пояс обвивала...
Тут пришли жиды, нехристиане,
Взяли нашего Бога распинали,
В ручки-ножки гвоздей натыкали.
Стала Мати-Мария плакать и рыдать,
Стали ангелы ее утешать:
Ты не плачь, не плачь, Мати-Мария,
Твой сын воскреснет из гроба.
Затрубите вы в трубу золотую,
Встаньте вы, живые и мертвые!
Праведным душам — царствие небесное,
А грешным душам — ад кромешный:
Им в огне будет гореть – не сгореть,
Им в смоле кипеть — не скипеть.
Великий пост
Если столь строгое воздержание от всего греховного и соблазнительного соблюдается в большей или меньшей степени во все посты, то легко представить себе, насколько педантично постятся крестьяне в Великий пост, подготовляя себя к говению и к достойной встрече величайшего из христианских праздников — Святой Пасхи. Во время говения многие старики и старухи едят один раз в день, и притом отнюдь не вареную пищу, а всухомятку: хлеб или сухари с водою. Наиболее же благочестивые стараются, по возможности, ничего не есть всю Страстную неделю, разрешая себе только воду. Для детей в благочестивых семьях «дневное голодание» обязательно только в Страстную пятницу, так как народ верит, что полное воздержание в этот день от пищи дает постнику прощение от всех грехов, совершенных после последней исповеди. Правда, дети лишь с большим трудом выдерживают столь строгий пост и нередко, по забывчивости, свойственной ребяческому возрасту, хватаются за корки, но таких «бесстыдников» матери останавливают обычной угрозой: «А вот поп тебе как отрежет ухо, да как отхлещет тебя кобыльей ногой, — так будешь знать!».
Говеют крестьяне обыкновенно раз в год, Великим постом, и в преклонном возрасте несут эту христианскую обязанность с поразительной аккуратностью: некоторые старухи говеют даже два, три и четыре раза. Но зато молодые крестьяне, по отзывам некоторых приходских священников, иногда позволяют себе манкировать говеньем, не бывая на исповеди по нескольку лет кряду. Правда, сами же священники прибавляют при этом, что такие безбожники составляют редкое единичное явление, так как крестьяне верят, что человек, не бывший семь лет у исповеди и не причащавшийся св. Тайн, уже составляет добычу дьявола, который может распорядиться таким человеком по своему усмотрению.
М.В. Гайдеров. Исповедь
Всего охотнее крестьяне говеют на первой, четвертой и Страстной неделе. В это время говеющие стараются как можно меньше говорить, чтобы не проронить пустого слова; по вечерам, если есть в семье грамотный, читается какая-нибудь божественная книга, и все слушают или молятся. Все церковные службы говеющие посещают добросовестно и аккуратно, а перед исповедью кланяются друг другу в ноги, прося простить Христа ради согрешения. Обычай не позволяет только, чтобы старшие кланялись в ноги младшим. Поэтому «большак», идя на исповедь, ограничивается лишь тем, что скажет домочадцам: «Простите, коли зря сделал», и слегка поклонится. Каждый взрослый говельщик, подходя исповедываться, кладет в стоящее возле священника блюдо мелкую монету, а в некоторых приходах заведено, сверх того, класть вместе с монетой и свечу, которая точно так же поступает в доход священника.
После исповеди, прослушав «правило», говеющий кладет еще одну монету, уже на блюдо возле псаломщика, и после разрешительной молитвы все расходятся по домам, поздравляя друг друга «с очищением совести». К принятию св. Тайн готовятся как к празднику: каждый старается приодеться, по возможности, лучше, а некоторые женщины из самых богатых деревенских жительниц (не крестьянки) считают даже за грех являться к причастию не в новом наряде. Девушки же, по народному обычаю, должны приступать к таинству с расплетенной косой: волосы при этом либо распускаются по плечам, либо завязываются в пучок, но в косу ни в каком случае не заплетаются.
После причастия считается великим грехом плевать, смеяться, ругаться, сердиться и ссориться, так как этим можно отогнать от себя святого ангела, который бывает при человеке после принятия св. Тайн. Считается также грехом класть земные поклоны, так как при неосторожном движении человека (а в особенности беременную женщину) может стошнить, и тогда рвоту придется собирать в чистую тряпочку и жечь в печи, чтобы предохранить св. Дары от невольного осквернения. За все эти грехи, как и вообще за неблагоговейное отношение к причастию, Господь иногда жестоко наказывает нечестивых, а иногда вразумляет их.
Комментарии (0)