Офицеры-патриоты выбрали Красную Армию

Остальные - предали Россию 4 марта 1918 года постановлением Совнаркома за подписью Ленина был учрежден Высший военный совет (ВВС) с подчинением ему всех центральных органов военного ведомства. Упразднялась должность Главковерха (Верховного главнокомандующего), распускался Комитет революционной обороны, расформировались Всероссийская коллегия по организации и управлению РККА, Революционный полевой суд при Ставке. В отличие от Наркомвоена ВВС составлялся не только из видных военных работников партии, но в большинстве своем из военных специалистов. ВВС поручалось руководство строительством армии и флота на основе военной науки и руководство их боевой деятельностью. В Высший военный совет вошли 86 бывших царских офицеров: 10 генералов, 26 штаб-офицеров, 22 капитана и 30 младших офицеров.

А. И. Деникин утверждал: «Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решительной причиной развала армии: он нашел лишь благодатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме». Кроме политических обстоятельств, способствовавших разложению царского офицерства, были обстоятельства внутрисословные, порожденные Первой мировой: «наиболее распространенный тип довоенного офицера — потомственный военный (во многих случаях и потомственный дворянин), носящий погоны с десятилетнего возраста — пришедший в училище из кадетского корпуса и воспитанный в духе безграничной преданности престолу и отечеству, — практически исчез».

Хотя в первые месяцы после октябрьского переворота систематического привлечения офицеров большевиками не велось, многие из них сами предлагали свои услуги. Для настроения этой части офицерства характерна такая, например, телеграмма капитана Ф. Л. Григорьева: «В случае потребности в офицерах Генерального штаба для будущей постоянной армии, предназначенной для борьбы с внешним врагом, прошу о зачислении меня на какую-либо должность Генерального штаба». Обычно подчеркивалось, что имеется в виду именно борьба против внешнего врага, а не борьба с врагами большевиков внутри страны. Это вынужденное лицемерие — следствие внутреннего компромисса, на который шло офицерство, не желавшее оставаться сторонними наблюдателями происходившего. Записавшись в армию, невозможно было бы выбирать — каким приказам подчиняться, каким — нет. И это являлось для офицеров, разумеется, правилом непреложным. Записываясь в Генеральный штаб или на какие-то другие армейские должности, они автоматически шли на службу новому режиму.


Главную роль в привлечении офицеров на службу большевикам играла группа генералов во главе с М. Д. Бонч-Бруевичем. Как писал сам Бонч-Бруевич, «завеса» — охрана внешних границ — «являлась в то время едва ли не единственной организацией, приемлемой для многих генералов и офицеров царской армии, избегавших участия в Гражданской войне, но охотно идущих в завесу“, работа в которой была как бы продолжением старой военной службы».

Больше половины офицеров, добровольно пошедших на службу новой власти, попали в Красную Армию именно в 1918 году. В этот период в РККА вступило и значительное количество генералов и офицеров-генштабистов, при этом многие из них были настроены по отношению к большевикам в лучшем случае нейтрально, а часто и прямо негативно. Количество генералов и штаб-офицеров, служивших в Красной Армии, — 775 генералов и 1726 штаб-офицеров (980 полковников и 746 подполковников), то есть всего 2500 человек. Так, генерал А. А. Свечин позднее писал: «До марта 1918 года я был враждебно настроен к Октябрьской революции. Наступление немцев заставило меня остановить свой выбор на советской стороне. В марте 1918 года я участвовал в совещании в Смольном, затем поступил на советскую службу — сначала начальником штаба Западной Завесы, а через два дня — руководителем Смоленского района (Смоленск, Орша, Витебск), где начал формировать три дивизии». Ему вторил полковник Генштаба К. И. Бесядовский, так изложивший свои мысли при принятии решения: «Надо сказать, что поступление в Высший Военный Совет на службу к большевикам“ было сделано не без трудных внутренних переживаний: большинство офицеров, которые тогда на службу призваны не были и не считали возможным служить, отворачивались от нас — добровольцев. Я же считаю, что в создавшейся обстановке, когда немцы хозяйничали в наших пределах, нельзя оставаться посторонним зрителем, и потому стал на работу».


Бонч-Бруевич излагал и похожие мысли одного из первых царских генералов — добровольцев РККА, генерал-лейтенанта Д. Д. Парского: «Михаил Дмитриевич, — начал он, едва оказавшись на пороге, — я мучительно и долго размышлял о том, вправе или не вправе сидеть сложа руки, когда немцы угрожают Питеру. Вы знаете, я далек от социализма, который проповедуют ваши большевики. Но я готов честно работать не только с ними, но с кем угодно, хоть с чертом и дьяволом, лишь бы спасти Россию от немецкого закабаления...».

При этом большая часть офицеров считала, что их задача — создание армии для обороны от внешнего врага, и зачастую под теми или иными предлогами отказывалась служить в действующей армии на внутренних фронтах. Так, например, генерал Снесарев, перед отъездом из Москвы в Царицын, 19 мая 1918 года направил в Высший военный совет письмо, в котором для отражения германского вторжения предложил создать, безразлично на какой политической платформе, но под руководством генштабистов, особую регулярную армию для защиты от внешнего врага, которая бы не участвовала в Гражданской войне.

Генерал-лейтенант Генштаба Е. А. Искрицкий, добровольно вступивший в РККА в 1918 году и создавший осенью того же года 7-ю армию, поняв, что использоваться она будет против внутреннего противника, предпочел уйти на преподавательскую работу: «Октябрьскую революцию я встретил не сочувственно, так как я ее не понимал и считал ее не отвечающей интересам русского народа.

Вместе с тем для меня было очевидно, что процесс большевизации России будет неотвратимым и что мы, представители старого режима, будем страдающей стороной, со всеми вытекающими из этого последствиями . Когда я поступил работать в Красную Армию, еще не был ликвидирован германский фронт, и поэтому считал возможным продолжать борьбу с немцами далее в рядах Красной Армии. Только после того, когда война приняла гражданский характер и на участке мной сформированной армии моими противниками с белой стороны оказались люди, с которыми я рос, воспитывался и служил при старом режиме , я понял, что не могу, как командующий, быть водителем Красных войск, и предпочел уйти со строевой работы на чисто академиче-скую науку».

О том же говорили и однофамилец известного генерала полковник старой армии Н. В. Свечин: «В начале Советской власти я не разделял ни симпатий к ней, ни уверенности в прочности ее существования. Гражданская война, хотя я в ней и принимал участие, была мне не по душе. Я охотнее воевал тогда, когда война приняла характер внешней войны (Кавказский фронт). Я воевал за целостность и сохранение России, хотя бы она и называлась РСФСР», — и генерал-майор Н. П. Сапожников, отказавшийся от назначения на Северный фронт: «Гражданской войне, как войне брато-убийственной, вызывавшей разруху, я не сочувствовал и с нетерпением ждал ее конца. Поэтому фронтовую службу до начала белопольской войны я нес без внутреннего удовлетворения (был случай, когда я просил не назначать меня на Северный фронт, где белыми командовал Миллер, к которому я относился с уважением в бытность его моим начальником)».

Очень четко настроения и метания кадрового офицерства того времени выразил С. Г. Лукирский: «Накануне революции февральской 1917 года в среде офицеров Генерального штаба старой армии определенно сложилось недовольство мо-нархическим строем: крайняя неудачливость войны; экономический развал страны; внутренние волнения; призыв на высшие посты в государственном аппарате лиц, явно несостоятельных, не заслуживающих общественного доверия; наконец, крайне возмутительное подпадание царя под влияние проходимца (Григория Распутина) и разрастание интриг при дворе и в высших государственных сферах. Поэтому февральская революция была встречена сочувственно в основной массе всего офицерства вообще. Однако вскоре наступило разочарование и в новой власти в лице временного правительства: волнения в стране даже обострились; ряд мероприятий правительства в сторону армии (в том числе подрывающие простых офицеров) быстро ее развалили; личность А. Керенского не возбуждала доверия и порождала антипатию.

Наступившая октябрьская революция внесла некоторую неожиданность и резко поставила перед нами вопрос, что делать: броситься в политическую авантюру, не имевшую под собой почвы, или удержать армию от развала, как орудие целостности страны. Принято было решение идти временно с большевиками. Момент был очень острый, опасный: решение должно было быть безотлагательным, и мы остановились на решении: армию сохранить во что бы то ни стало. Поэтому крупнейшая часть офицерства перешла к сотрудничеству с большевиками, хотя и не уясняла еще в полной мере программу коммунистической партии и ее идеологию. Патриотизм являлся одним из крупных побуждений к продолжению работы на своих местах и при этой новой власти.

Уход другой части офицерства на враждебную большевикам сторону естественно поставил оставшихся с большевиками в неприязненные с белогвардейцами отношения, еще и потому, что порождал среди большевиков недоверие и к оставшимся с ними, а при победе белых грозил местью белогвардейцев. Кроме того, победа белогвардейцев несла с собою вторжение иноземцев, деление России на части и угрожала закабалением нашей страны иностранцами. На стороне белогвардейцев не видели и базы, обеспечивающей им симпатии народных масс. Поэтому нашей группой офицерства это выступление белогвардейцев осуждалось с большим раздражением. В противовес замыслу белогвардейцев и беспочвенному их начинанию зарождалась мысль о том, что при наличии добровольческой армии, крепко сплоченной и руководимой старым офицерством, возможно, будет скорейшее и вернейшее спасение страны от внешнего врага. В связи с такой мыслью, мною была составлена в январе 1918 года докладная записка с изложением основ создания армии . Этот проект был одним из первых моментов, который отражал нашу идеологию и проведение которого могло закрепить руководство армией на путях возрождения России за старым офицерством».

За немобилизационный период формирования Красной Армии (с января по май 1918 года) в нее вступило 8000 бывших офицеров (к середине июня — около 9000).  Высшие командные должности в войсках также главным образом занимали офицеры. В период существования «завесы» — в первой половине 1918 года — все командные и штабные должности ее участков и отрядов (и развернутых позже на их основе дивизий) были заняты исключительно офицерами.. Из статьи Ю.Кантор в журнале "Звезда", №3 2013. *** Офицеры-патриоты выбрали Красную Армию. Остальные - предали Россию. Это было их личное решение. После обращения к русским офицерам Брусилова - никому оправдания нет.

[link]