Украина – какой основатель такое и государство

Государства, как корабли. В том смысле, что для их благополучного плавания важны не только «имена», а содержание голов и сердец их основателей. Если автором идеи был негодяй, то из идеи объединения всех немцев в одном государстве, получается людоедский Третий рейх, где людей уничтожают миллионами.

А каков был … моральный облик тех, кто придумал идею «Украина, как не Россия»?

Постоянный автор ресурса nstarikov.ru Степан Михайличенко из Киева в своей статье вспоминает историка М.С. Грушевского, который придумал и описал идею украинства. А потом был первым председателем Центральной Рады Украинской народной республики, старательно воплощая на деле идею отделения Украины от России.

В его биографии много интересных моментов. Жажда денег и славы. Бедность. Потом написание исторического труда, который создал письменное обоснование существования якобы особой украинской нации. Богатство, которое свалилось непонятно откуда, сразу после написания исторического десятитомника. Революционный период его жизни, вместе с периодом борьбы за «отдельную от России Украину» закончился возвращением в СССР уже в 1924 году. Работой на большевиков и спокойной кончиной в Союзе в 1934 году в Кисловодске, куда идейного основателя украинского национализма «кровожадный» сталинский режим отправил «попить водички» и подлечиться на курорте.

Для сегодняшней Украины Грушевский – отец основатель. Те, ко убивает людей на Донбассе – прямые наследники его идей. А потому, нам важно понимать, каков на самом деле был моральный облик М.С. Грушевского.

Тогда и вопросов, почему в итоге получилось ТАКОЕ государство, уже не останется…


«Грушевский – основатель Королевства Кривых Зеркал».

У всех украинских властей «независимой Украины» личность Михаила Грушевского пользуется непререкаемым авторитетом и почётом. Его главенствующая роль в построении государственности «Украины» общепризнанна и возведена в ранг иконы. И такой подход власть предержащих вполне логичен, потому как именно Грушевский своей десятитомной монографией «История Украины-Руси» заложил «научный» фундамент под создание «Украины, как не России». Именно эта «историческая работа» была предтечей феноменального политического взлёта «первого украинского президента» мечтавшего в юности всего лишь о карьере беллетриста. Более того, вплоть до переезда во Львов в 1894 году, который находился тогда под властью Австрийских Габсбургов, Грушевский никогда не был русофобом. Если внимательно проанализировать его дневники киевского периода 1888-1894 г. то, главное место в его жизни занимала борьба со своей «блевотиной» — жаждой славы и богатства:

(Все цитаты приводятся по первому изданию «дневника Грушевского» изданным институтом украинской археологии им. М.С.Грушевского Национальной Академии Наук Украины и Центральным Государственным архивом Украины в Киеве в 1997 году)

13 июня 1889 г. «… Я вот иногда думаю, не влез ли я совсем уж в свою блевотину: к молитве стал равнодушным, к подаянию милостыни – скупой, всегда – сердитый, нервный; не с такой любовью обращаюсь к Святому Слову, думаю не так искренно про святых и всякое такое. Господи, освободи меня из напасти! Не дай погубить то, что имел, а наоборот, дай Господи приобрести больше, потому как имел и имею очень мало».

17 сентября 1888 г. «Беда в том, что я забыл те зароки быть смиренным, не гордиться, не лезть вперёд, которые я тогда давал. Тщеславие – вот где мою лютая змея, она мне сердце гложет, прогони её Боже!».

21 июня 1889 г. «… В последнее время вообще меня часто беспокоит мысль, не свернул ли я со своей дороги, не возвращаюсь ли на блевотину. Но, я отогнал от себя эту мысль… Нехорошо, я замечаю, что слава, простая слава меня очень манит; мне хочется иметь много работ, которые бы всем были известны».

2 октября 1888 г. «Как же я горжусь своей работой, эти паршивые маленькие работы надули меня, как ту жабу. Бей меня, Владыка! Я, идя из церкви, представлял, как буду писать свою автобиографию, и сколько там всего понаписываю».

22 октября 1888 г. «Тщеславие такое, что и не вместить; вчера Добровольский сказал, что у меня «осмысленное лицо, не так как…» И это мне потом крутилось в голове целый день. Наверное, не то чтоб человек, а если бы и собака какая ни будь меня похвалила, то я бы этим гордился. А ночью опять снилась всякая срамота».

7 марта 1889 г. «Вчера говорил с Синявским. Он сказал, не соглашусь ли я написать вместе с ним сочинение. Я немного замялся – тут было недоброе чувство- мою славу делить с другими, но я отогнал эту мысль и согласился с охотой; только он кажется заметил, что я замялся».

20 марта 1889 г. «Вчера был Фортинский: он сказал несколько комплементов, мне кажется, что я чересчур льстиво вёл себя и ожидал комплиментов».

Вот такое патологическое тщеславие и жажда славы. Уверен, в своё время «Дневник Грушевского» станет бесценным кладезем для психоаналитиков, которые будут искать ответ на вопрос: как такое лживое убожество смогло стать национальным героем? Возникает логический вопрос, почему совершенно не изучается это документальное наследие Грушевского? Ведь очевидно, что поиски своей родовой идентичности, рано или поздно приведут «украинцев» к желанию разобраться кто, когда и как создавал для них королевство кривых зеркал и каков истинный облик национальных героев этого зазеркалья.

Официальную позицию власть имущих «украинского зазеркалья» касательно Грушевского, кратко можно охарактеризовать восхитительным окриком директора Киевского музея Грушевского С.Паньковой: «До сих пор не могу до конца осознать величие духа этого человека!».

Ну, раз так, то я попытаюсь помочь вам в этом разобраться. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что «Дневник Грушевского» это интересное но, крайне сложное чтение. Уверен, его изучение станет серьёзным испытанием даже для опытных, профессиональных филологов. Он написан на жутком суржике и в очень экспрессивной манере. Около 50 % этой писанины занимают библейские цитаты и молитвы, звучание которых похоже на русское, но записано всё это украинской орфографией, и к тому же, очень неграмотно. И даже если делать скидку на то, что это личные — приватные записи, всё равно разительно бросается в глаза разница между жутким суржиком «Дневника» и идеальным украинским первого тома «Истории Украины-Руси», хотя разделяет их всего 4 года. Киевский дневник заканчивается 1894 годом, а первый том «Истории Украины-Руси» издаётся во Львове на деньги австро-венгерских властей в 1898 году. То есть, если взять во внимание, что требовалось какое-то время для самого написания этого «шедевра», то разница и того меньше: 2-3 года.

Вот, например, оригинальная запись Грушевского от 7 марта 1889 года:

«Вчора балакав з С и і і[я в с ь к и м ]. Він сказав, чи не згожусь я написати укупі з ним сочин[еніє]. Я трохи попереду заникав — тут було й недоброго чуття — мою славу ділити з инчими, але я одігнав цю думку й згодився з охотою; тільки він здаєцця помітив, що я никнув».

Обратите внимание, что слова «іншими» и «здається» записаны даже не на простонародный, а на псевдо-простонародный манер:

Іншими – инчими.

Здається – здаєцця.

Я перевёл это вот таким образом: «Вчера говорил с Синявским. Он сказал, не соглашусь ли я написать вместе с ним сочинение. Я немного замялся – тут было и недоброе чувство- мою славу делить с другими, но я отогнал эту мысль и согласился с охотой; только он, кажется, заметил, что я замялся».

Тут очевидно, что «я немного замялся» — это значительно мягче, чем оригинальное «я заныкав». Как и конец предложения, которое у Грушевского звучит намного грубее: «только он, кажется, заметил, что я ныкнул».

Думаю, что после данного примера, меня не смогут упрекнуть в необъективности даже самые свидомые жители «Зазеркалья». Ну, и чтобы уж окончательно заинтриговать и подвигнуть к изучению своих национальных героев, всех неравнодушных жителей «Зазеркалья», приведу ещё несколько интереснейших записей «великого историка» и по совместительству «батька нации» от 8 марта 1889 года:

«Был у Иконникова (историк, профессор Киевского университета с 1870 г.) предобрый человечек; выходя думал, а что если бы мне войти в его семью, хорошо он живёт, потом опомнился – зачем мне. Думал и за то, что как бы мне показаться перед ним, а то не буду профессором. Суета!

18 мая 1889 г. «Вчера ходил задравши нос, — это Добровольский приходил с похвалами и говорил комплементы. То Грицько прислал учителя, то с другими повстречаться довелось – чувствовал уже себя профессором и деятелем, и ещё кем-то. О Господи Боже! Какой же я падкий на славу, немощный и окаянный».

30 июля 1889 г. «Подумал я за себя, плохой я человек, хоть и почиваю на законе. Когда я кому-то сделаю что-то хорошее, или возомню что сделал, мне нужно, чтобы это добро слышали. А то я обижаюсь и жалею».

19 апреля 1891 г. «Хочу сегодня исповедаться; хочу искупить обычные – на горе моё грехи – обидчивость, тягу к пустословию, к славе, к осуждению и плохие мысли».

12 мая 1889 г. «Только бы не мучали меня мысли про то, какое я произвёл впечатление, понравился ли, что скажут, что подумают; я тем-то выше и лучше от того или другого».

8 марта, пятница 1891г. «Сегодня хочу исповедаться; Господи Боже, прими моё говение! В первую очередь мой грех, что сорился с отцом. Второе, что я вообще строптивый, завистливый, злой. Третье – что не стремлюсь к вещам духовным, тяжела мне молитва; я болтливый и к тому, чтобы чудить охочий. Искушаюсь плохими мыслями; люблю славу и почёт; это тоже меня пучит».

Наверное, можно рассуждать по поводу молодости Грушевского, писавшего этот дневник, попытаться как-то понять и оправдать его патологическую жажду известности, славы и почёта. Но, для меня этот путь стал неприемлем после его записи от 13 июня 1889 года. И дело даже не в «блевотине скупости», в которую он, по его же словам влез. Всё дело в последнем предложении: «Дай Господи приобрести больше, потому как имел и имею очень мало». Такой подход это уже не скупость и не жадность. Это уже за гранью Добра и Зла. Это мерзость. И именно эта мерзость станет девизом на всю его жизнь. Читая и перечитывая все эти «хотелки» будущего «батька украинской нации», у меня постоянно перед глазами стоял мой брат. Мы с ним заканчивали школу, как раз в год, когда развалили СССР. Помню, в 5-ом классе я нашёл на антресоли его дневник. В этом дневнике всё крутилось вокруг двух тем: Родины и нашей бабушки. Было много стихов. Помню, меня очень удивила одна запись. Он записал, что когда он вырастет и пойдёт в армию — он погибнет – его убьют. Но, он не жалеет об этом, потому что всё равно кто-то должен умирать за Родину. Чуть позже, он сам раскрыл мне эту «страшную тайну» и предложил заниматься спортом. Почему-то он убедил себя, что погибнуть за Родину надо не почём зря, а постараться перед смертью нанести врагу такой урон, чтобы Яшка Яценко и Пелюшенко с пацанами, которые младше нас на год, обязательно добили их и победили. А, чтобы нанести такой ужасный урон врагу, нам нужно быть сильными. Надо отжиматься от пола 300 раз, и на турнике минимум 15 раз подтягиваться. Я уж и не помню, почему именно 300 раз нужно было отжиматься от пола, но сама идея мне понравилось. Тем более, из пацанов нашего двора, только Саня Самарин семь раз подтягивался. А Пелюшенко и Яценко по 1,5 еле выжимали. Вовка Кипалас вообще висел как сосиска – всего разок мог подтянуться и то, дёргаясь. Поэтому, чтобы гарантированно обеспечить пацанам и нашей Родине победу, нам нужно было стараться.

И мы старались. Очень старались. Смешно конечно это вспоминать, но я просто не представляю себе, чтобы кто-то из тех дворовых пацанов, мог повторить слова, или даже думать такими слово оборотами которыми апеллировал студент Киевского университета Грушевский…

Саму монографию «История Украины-Руси», которую использовали для «научного» обоснования государственности «Украины, как не России», мы проанализируем в следующей статье. А сейчас, опираясь исключительно на исторические документы, обнародованные Госархивом Украины, давайте попытаемся воссоздать моральный облик «творца» этого «научного» труда. Исходя из дневниковых записей Грушевского, его тайные мечты крутились исключительно вокруг двух желаний: жажды славы и жажды богатства. Что заставило Грушевского возопить к Богу, с требованием приобрести больше? И почему он считал, что имел и имеет очень мало? Как обстояло дело на самом деле?

Сам Грушевский утверждает, что он из бедного рода, и объясняет он эту напасть в своих воспоминаниях написанных в 1918 году вот таким образом («Воспоминания». Впервые опубликованы в альманахе «Киев» №9. 1988год стр.116): «Род наш был очень бедный. Он был духовный, и редко кто из него доходил до поповства. Практика была такая, что члены церковных семей начинали с паламарства, а если были хоть немного образованней, то начинали дьяками. Со временем доходили дьяконства и поповства, когда попадалась парафия и неравнодушные граждане, выбирающие на попа. Но, моим предкам мешало то, что они рано вдовели и женились по второму разу; а такой «второжонец» по правилам украинской церкви не мог быть посвящён в священный чин дьякона или священника. Потому они обычно и заканчивали свою жизнь не выше дьяконского чина».

В этих же «Воспоминаниях» я наткнулся на единственный и поэтому уникальный эпизод хоть какой-то капельки самокритичности «гения Грушевского». Хотя эта самокритичность очень даже относительна: «Когда дед умер, отцу было 12 лет, если не ошибаюсь. Он учился тогда в духовном училище – «бурсе». Учился хорошо, а это, как для Грушевских – исключительность, потому как вообще-то, это были люди тяжёлые на науку». («Воспоминания» Альманах «Киев» №9 1988 г. Стр.117)

Там же на стр. 118: «После смерти деда пришлось думать про семью. Отец скоро закончил бурсу и перешёл в семинарию. Хорошо окончил её и был назначен в академию. Для тогдашнего времени, для той убогости из которой вышел отец, это был успех необычайный, несказанный, триумфальный».

Далее, он приводит интересную информацию, касательно цен в России в тот период (80-е годы 19 столетия). Для дальнейших сравнений нам эта информация очень важна. Речь в этой цитате идёт о доме купца-оптовика Дячкова в Ставрополе, где тогда жила их семья. Потому как отец в то время работал директором народных школ Ставропольской губернии.

«Всё это огромнейшее жильё, из семи огромных комнат, отец нанимал за 300 рублей в год. Мясо стоило где-то копеек пять за фунт, балык копеек двадцать, фунт икры – восемьдесят. На домовые расходы мать получала рубль ежедневно – это на семью, где с прислугою было шесть едоков. Отец получал тогда 1200 рублей в год, жили мы без долгов, не трогая материного приданного, этих сакраментальных двух тысяч, которые лежали и прирастали в банке как резервный фонд. И даже откладывал ещё понемножку». («Воспоминания» Альманах «Киев» №9 1988г. Стр.124)

Оклад 1200 руб. в год считался очень большим. Для сравнения, школьные учителя, по сведениям самого Грушевского, получали тогда 240-300 рублей в год. Отец будущего «историка» был профессором русской словесности, затем инспектором народных школ, а потом и директором училищ Ставропольской губернии. Во время учёбы Грушевского на историческом факультете в Киевском университете (1886-1890), его отец заведовал народными училищами Тверской области. И судя по дневниковым записям, жили они безбедно. Грушевский был полностью на содержании отца, так как самому Грушевскому в тот период зарабатывать не получалось даже после окончания университета. Весь первый киевский период, с 1886 по 1894 годы, отец снимал для него комнату. Но и сам будущий «историк» щепетильно и экономно относился к деньгам.

13 октября 1888 г. «Сегодня стал думать про то, чтоб накупить много книжек: хотя я и не уверен в этой мысли: с одной стороны – так эта охота до покупки книжек не лучше сребролюбия, потому как покупаешь книжки из-за книжек, а не из-за того что они надо. А с другой стороны – такая библиотека есть ценная штука и на сей час, и на потом».

10 декабря 1888 г.: «Вчера Зам(?) просила денег под вексель — 50 рублей, — у меня самого нет, да и жалко было так много денег; я одолжил 10. Она просила взять в долг у тётки, для неё. Но мне это показалось уж совсем как-то чересчур».

Грушевский очень часто упоминает в дневнике, что он старался регулярно подавать милостыню нищим, просящим подаяния у церквей. И один раз, выйдя расчувствовавшимся после утренней службы, подал целых 25 копеек. Правда он тут же пожалел об этом, так как нищие сразу же затеяли драку, стараясь поделить эти сокровища, и чуть не поубивали друг друга. Если исходить из того, что университет будущий «историк» закончил с золотой медалью, то в учёбе он наверняка был старательным и прилежным. Но, как эту его старательность можно связать с его записью в дневнике от 13 октября 1888 года; где он мудрствует по поводу книжечек и библиотеки? Где здесь правда? Университетская золотая медаль и вот это вот: «Стал думать про то, чтоб накупить много книжек: хотя я и не уверен в этой мысли: с одной стороны – так эта охота до покупки книжек не лучше сребролюбия, потому как покупаешь книжки из-за книжек, а не из-за того что они надо. А с другой стороны – такая библиотека есть ценная штука и на сей час, и на потом».

Тут, или нужно признать, что данное рассуждения «историка» не имеет никакого отношения к мещанству и тупому, примитивному мироощущению Эллочки Людоедки… Или золотая медаль – не настоящая. Потому как совместить эти вещи просто невозможно. Зато, у Грушевского легко и органично сочетается жажда славы с его гипертрофированной завистью. Если проанализировать его дневник, то чувство его всепоглощающей зависти можно смело ставить на второе место, сразу же после его непомерной жажды славы. Я насчитал в его дневнике 22-е запись касательно испытанной им зависти. Потом бросил считать – просто стало нестерпимо противно и брезгливо.

8 марта 1891 г., пятница: «Сегодня меня поразило, когда услышал от Довнара, что он получил 300 оттисков своей роботы. Нехорошо, я замечаю, что слава, простая слава меня очень манит. Мне конечно хочется иметь много работ, которые бы всем были известны, а для того – писаны по-русски».

24 февраля, вечер, 1889 г. «Владыка Иисусе, освяти меня и путь мой, и дело рук моих направь. Да не обладает мною всякое беззаконие, истреби гордость, тщеславие, самолюбие, зависть, леность, суетность, похоть всякую от души моей. Не жажда ли это славы?».

8 декабря 1888 г.: «Спаси Боже и помилуй! Вчера Карпинский начал рассказывать про Запольского, что он написал большую монографию, и что с одного вестника Виленского получил вот это 150 рублей – заплатили за писания. Издал календарь, водиться с Антоновичем. Меня мимо воли такая печаль взяла, почему я не такой».

Да, ситуация действительно ужасная: товарищи пишут монографии, издают свои работы, зарабатывают деньги, а у будущего «великого историка» всё как-то не ладиться. Почему так? На этот вопрос отвечает сам же Грушевский: всему виной его лень и рабский страх.

19 декабря 1888 г.: «Плохо мне почему-то, нет во мне правды, нет бодрения. Боюсь, как бы не разлениться дальше ещё больше. Может мне сегодня выспаться? Какой-то я стал важный, даже на колени мне тяжело стать, тяжело молиться, тяжело думать!».

12 января 1891 г., вторник: «Не может быть хорошего развития и талантливой работы под таким рабским и жидовским страхом, как у меня».

По поводу данного вида страха, который мешает «историку» талантливо работать, тяжело что-либо сказать. Просто потому, что данный вид страха Грушевский упоминает лишь единожды. Поэтому, объективно оценить насколько данный вид страха повлиял на его «научные труды» невозможно. А вот, срамные сны и ощупывание фривольных частей тела беззаботных киевлянок, судя по дневниковым записям, действительно могли мешать талантливой работе молодого «историка» и будущего «батька украинской нации»

22 октября 1888г. «Ночью опять снилась всякая срамота»

7 мая 1891г.: «Был между людей, и немного мне досадно, что два раза дотрагивался до фривольных частей».

Тут не очень понятно, что именно расстроило молодого историка, который уже год, как закончил с золотой медалью университет и находился в поисках работы. Будем считать, что Грушевский здесь сожалеет о самом факте случившегося, а не о количестве дотрагиваний. Да и сам факт, хождения между людей с целью дотрагивания до фривольных частей тела, было бы правильно списать на возраст. Молодость нельзя строго судить. Но, в данном случае удивляет не сам факт, а то, что Грушевскому через каких-то три месяца пойдёт уже 26-ой год. Через какие-то жалкие семь лет уже будет издан главный труд его жизни «История Украины-Руси». И именно эта «научная работа» сделает никому неизвестного, умирающего от зависти, и жаждущего славы и богатства типа … самым богатым историком в мире. Его скорый переезд во Львов настолько круто повернёт его никчемную жизнь, что по прошествии 100 лет, несчастные экскурсоводы его киевского музея, будут вынуждены половину экскурсии перечислять горы его коллекций антиквариата, которые сгорели вместе с его дворцом на Паньковской в 1918 году.

80 антикварных ковров 17-18 века., 500 предметов эпохи Киевской Руси, образцы церковной резьбы и шитья золотом, 500 единиц опошнянской керамики, коллекция серебра, коллекция старинной живописи, коллекция антикварного фарфора. Всё, что нажито его лживостью и предательством сгорело, а дневник остался. И поэтому, нам несложно проследить разительную разницу между киевским периодом Грушевского постоянно сидящего без работы и зарплаты и его львовским периодом, в котором появились какие-то таинственные благодетели, которые враз превратили «историка» и основателя «Украины, как не России», в самого высоко оплачиваемого в мире историка.

2 октября 1890 г.: «А сегодня – прости Господи, в церкви я думал, что мне негде работать».

4 апреля 1891 г., четверг: «В архив заходил Коваленко с кадетами. Спрашивал, что я совсем без жалования работаю, из любви к искусству. А Ясинский сказал – он богатый, у него отец почти как ректор… Но тут же сразу выправился, что это он не упрекает».

24 апреля 1891 г.: «Вечером думал, как же меня пугает перспектива не быть оставленным в университете, или не быть избранным в общество. Уж очень я падок на почёт среди людей, надо бы это оставить. Конечно, была ещё такая мысль – побольше бы авторитета, влияния и всякого такого. Ну, до сердца принимать не надо – богатство ещё притечёт, не прилагайте сердца!».

«Богатство ещё притечёт, не прилагайте сердца!» — вот такой рациональный подход был у научного основоположника украинского королевства Кривых Зеркал. В следующей статье, мы рассмотрим львовский период «историка» и проследим его сказочное перерождение в самого богатого в мире историка.

И ещё… Грушевский поступил на историко-филологический факультет Киевского университета в 1886 году. Летом этого же года Виктор Васнецов закончил роспись Владимирского собора в Киеве, над которой он трудился не жалея себя, трудные два года. В 1987 году в издательстве «Изобразительное искусство» вышла книга «Виктор Михайлович Васнецов. Письма. Дневники. Воспоминания». По странному стечению обстоятельств, в Киеве Грушевским был написан самый мерзкий дневник из когда либо написанных. По такому же странному стечению обстоятельств, в это же время в Киеве писался самый светлый, самый искренний и трогательный дневник Васнецова. Обязательно прочитайте этот дневник – это поможет хоть как то сгладить брезгливость от соприкосновения с писаниной Грушевского и даст силы поверить, что не всё так безнадёжно на Руси. Если в нашей истории были люди, которые в противовес Грушевскому, ко всему прилагали сердце; чем и заложили основу для будущего Русского Мира.


Степан Михайличенко
отсюда